Андрей Бочаров - Русская фантастика 2015

И врал, и удил как прежде. Да что скрывать, и браконьерил помаленьку. И сеточку ставил. И с «пауком» на косу ходил. Не было в этом ничего необычного. Кто из мужиков не выглядывал в окошечко с биноклем, когда по озеру катер рыбнадзора пойдет.

В общем, жил Павел рыбак рыбаком. Была в нем лишь одна особинка: Пашка «Сто кило» пустым не возвращался. Казалось, сядет с удочкой на край ближайшей лужи, и то «лаврушки» или окуньков наловит. Но, несмотря на чудесный свой дар, Соточка и тут не зарывался, лишнего не брал. А если случалось взять с лихвой, больше других рыбаков, угощал по-соседски: и «лихву» на сковороду, и крепенькое на стол, и язык на волю.

Был Пашка невелик ростом, худ и рыж, как сосновая щепка. И в его глазах, некогда голубых, а нынче выцветших на солнце до серебристо-серого, плескалась мальком искорка смеха. Словно бы говоря: брешу, как есть, брешу. И дурак же ты, батюшка, коли всему веришь.

– Павло, – протянул просительно Генка, глядя, как хозяин, насупившись, выбирает кости из полосатой спинки вареного окуня, аккуратно откладывая в сторону красные перышки. – Ну, Павло, расскажи про озерную бабу.

Мужики прыснули, не дожидаясь ответа рассказчика. Пашка поднял голову, медленно обсосал пальцы, выдерживая паузу. Да только ответ уже плясал смешинками в его глазах.

– Значится, так, – наконец вымолвил он степенно. – Про озерную бабу хотите?

Мужики согласно загалдели.

– Было, значит, еще в том годе, – медленно, словно припоминая, начал Пашка, хотя каждый из сидящих за столом слыхал эту байку уже раз сто, – или в позатом… Помнится, по ранней весне, а может, и по поздней осени. Помню, берег по-за кромке уже ледком обметало. Этак иду я по тому ледку – хрусть, хрусть… И думаю, отчего это окунь у нас под старой ивой на желтого твистера лучше берет, чем на белого. Или то я летом думал. А тут думаю, что надо бы мотнуться мне в город, сачок новый прикупить и капрону… И вдруг слышу: будто хихикает кто, и словно бы рыба большая хвостом по воде плещет…

Мужики замерли, не донеся до ртов приготовленные сто грамм. «Озерную бабу» всегда слушали так. С налитыми до краев рюмками. С готовностью в любую минуту отозваться на обыкновенное Пашкино: «Ну, братцы, за озерную бабу, чтоб жирней ходила?» дружным выдохом и опрокинуть карамельное в рот. Один Гришка интересничал. Не давал виду, что, как и все, верит в «зеленую» – озерную девку, рыбацкую удачу. А потому, как заводил Пашка свою шарманку, Гришка так и норовил найти повод, чтобы прервать рассказчика. Вот и теперь, сбродив за перегородку в маленькую Пашкину кухню, Малахонин замер в дверях, выжидая случая. Это давно уж было чем-то вроде игры, и Пашка нарочито медленно и распевно рассказывал свои истории, чтобы дать Гришке шанс оборвать его на самом интересном. В том была соль.

– Вот, значит, ныряю я под иву. И не рассчитал, цепанул снастью за ветку. И слышу за спиной у меня голос чистоты необычайной: «Что, говорит, батюшка, попался?» Оборачиваюсь и вижу: как есть она. Баба озерная. Глазищи зеленые и патлы до самой воды. И натуры при ней… – Пашка растопырил пальцы, словно стараясь удержать в воздухе две невидимые, но увесистые дыни.

– Сто кило? – лукаво спросил кто-то. Павел открыл было рот, срезать шутника, да не успел.

– Паш, – ловко вклинился Гришка, – что это у тебя холодильник пустой. Про бабу травишь, а закуски на столе нема.

– Обожди, мужики, – подмигнул Пашка и потрусил в кухню. Это тоже был ритуал, потому как всю историю про «зеленую» полагалось держать рюмки «влёт». А кто на стол опустит – тому в году удачи не будет, проще удочки через колено переломить.

Пашка не торопился. Открыл холодильник, поцокал языком.

– Это что у тебя за бадья? – бросил Гришка. – На весь холодильник одна кастрюля, и та…

– Подкормка, – отозвался Пашка, – не прикормишь, не поймаешь.

– Не иначе, озерную девку ты на отрубя поймал? – усмехнулся Гришка. За столом кто-то гоготнул.

– Девки, Гриша, на отрубя не идут, – наставительно проговорил Пашка так, чтобы было слышно за перегородкой. – Девки на сено идут. А уж там у кого какая уда.

Тут уж за столом загоготали все. Пашка оттеснил посрамленного Гришу от холодильника, выдвинул лоток для овощей, достал черный пакет. Едва развязал его, как у всех зашелся дух, а рот наполнился слюной.

– А за то, Гриня, что ты такой любознательный, вот тебе закусь, – ласково утешая противника, проговорил Пашка. – Жалую тебе судака моего личного копчения, чтоб язык проглотить и нового не отращивать.

Судак, здоровенный, больше локтя длиной, бронзовый, осторожно лег на блюдо. Обиженный Гришка принялся ломать его, увязая пальцами в душистом, сочащемся золотым жирком мясе.

– А что, мужики, – проговорил Пашка весело, понимая, что уж теперь не время для сказов. От судачьего духа рюмки так и льнули к губам, но мужики сглатывали, ждали. – А не выпить ли нам за озерную бабу? Чтоб жирней ходила?

Разошлись поздно, но не так чтобы пьяные. Чуть навеселе. Уговорились в половине пятого у запруды с удочками.

Павел сгреб со стола грязную посуду в таз, отнес на кухню за занавеску и только собрался прилечь, как кто-то осторожно постучал в ставень.

– Хто? – спросил хозяин неласково. Мало ли шантрапы по ночам в деревне лазает.

– Олег, – отозвались из-за окна, – Олег Воеводин, дядь Паш. Помнишь?

Как не помнить. Городской писатель. Слабенький до тещинки и жадный до баек. Павел открыл двери, впуская гостя. Но тот оказался не один. Следом за Олегом в дверь бочком проскользнула девушка. Черненькая, вертлявая. Пашка таких не любил.

– Заходите, гости дорогие, заплутали или по делу? – сонно проворчал он, гадая, зачем притащил писатель в деревню свою городскую воблу. Уж не ради Пашкиных баек. Потому как девке, а особенно этой – Павел брезгливо отошел, пропуская гостей в прихожую, – ничего рассказывать не станет.

– Да мы с шестичасового автобуса, дядь Паш, пешком вот… – радостно сообщил Олег, будто надеясь, что хозяин дома тотчас откроет объятья и заключит в них блудного сына. – А это Яна. Моя невеста…

Писатель замялся, ожидая реакции.

– Поздравляю, – буркнул Пашка, понимая, что теперь от непрошеных гостей ему никак не отделаться. К Малахониным бы их свести. Да, верно, спят все.

– Только ты, дядь Паш, насчет нас не беспокойся, – прочитав по напряженным складкам на лбу Пашкины мысли, заверил Олег. – У нас палатка. За деревней встанем, чтобы никого без необходимости не стеснять. Только вот сегодня припозднились…

Писатель выжидающе посмотрел на хозяина, давая тому возможность вспомнить про хваленое деревенское гостеприимство.

– Олежек мне столько о вас рассказывал. Какие места тут у вас красивые. Какие люди… – подхватила черненькая Яна высоким и резким, каким-то птичьим голосом, и Пашка окончательно уверился: гадкая девка.