Андрей Бочаров - Русская фантастика 2015

«Вот Маклай вернется, расскажет…»

Может быть. Но звезды как рождались, так и будут рождаться.

И время будет идти. И сама Вселенная изменится так, что, в конце концов, нам придется или перебираться в другую или поменять уже существующие физические законы. Доктор У Пу утверждает, что одни мы с этим не справимся. Как не справились с законами природы кроманьонцы. Пойми они тех, кого принимали за конкурентов, и Чужим сейчас противостояло бы человечество, состоящее не из одного, а из двух, а то и из трех видов…

«Вставим Чужим – вернусь домой…»

«Накупи себе вина и цветных хлопушек, – одобрил доктор У Пу правильное решение техника, торгующего киберсобаку. – Мой отец держит совсем маленькую лавку с жертвенными деньгами из оловянной фольги. Запомни хорошенько. В жилище Гун Шу-баня, уроженца Ло. Ему сто четыре года. Можешь поехать к моему отцу, он нуждается в друге».

«Возмущаться несправедливостью, но не впадать в пессимизм».

«В «Книге тысячи иероглифов» ни один иероглиф не должен повторяться».

«В этом году треск новогодних хлопушек сильнее, из чего можно заключить, как усилилась тяга к старине».

По невидимым плоскостям поплыли всполохи.

Нежный свет сплетался в узлы тьмы, растягивался, густел.

Он неожиданными, неслышными взрывами вдруг обретал объем.

Первым Кэл узнал Скриба. Скриб улыбался. Привет, Кэл! Почему ты не с нами?

Тревога! Тревога! Кэла пробило испариной… Вон бригадир Маклай. Вон десантники Рот и черный Кокс. А с ними Фест, Скриб, Торстен. В ряду всплывающих видеопортретов Кэл увидел себя. Каким он когда-то был. Глядя на таких парней, понимаешь, что никаким червям, даже пространственным, не изгрызть чудесное наливное яблоко Земли. Рот… Кокс… Возможно, они тоже сейчас где-то на «Сограде». Они тоже сейчас могут видеть себя. Миллионы наночастиц неустанно плодятся в их лимфе и в крови. Десантники – единый организм. Им не надо оборачиваться ни на какой оклик, они в любых обстоятельствах услышат друг друга. Почему же ни Рот, ни Кокс не выходят на связь? Мы же – одно целое. В девонских морях консультант десантников, возможно, и считал бы себя братом ракоскорпионов или панцирных рыб, но они бы его пожрали. И кембрийские тараканы не позволили бы китайцу брататься с ними только потому, что все мы когда-то вышли из сине-зеленых водорослей, из жидкого протокиселя, разбрызганного по Земле, остывающей после родовых пароксизмов.

Но мы – семья! Мы едины!

Кэл всматривался в десантников.

Это что-то вроде отражений, как в зеркале или в тихом водоеме.

Так у парней фишка легла. Китаец может болтать все, что ему заблагорассудится, но наш прямой долг – не брататься с червями, а выжигать пространство-время, зараженное спейсвурмами. Тревога! Тревога! Кэл остро чувствовал запах филзы. «Филза – гадость!» – кричала ему вдова. «Филза – чумовое дело, торч, дрянь, еще и еще раз гадость!» Хлоя смотрела на мужа со страхом, как на настоящего шпиона Чужих. А офицер Сол? Разве, отправляя Кэла на крейсер, он не догадывался, что Рот и черный Кокс могут не находиться на корабле? Нужно наблюдать? Ладно. Пусть будет так. «Мы забросили их на крейсер». Но где они – Рот и Кокс?

«Что может нас радовать? – доверительно бормотал доктор У Пу. Наверное, Аша его вдохновляла. – Линцзе, водяные орехи, цзяобай, черные бобы, дыни. Мы – рыбы, пронизывающие пучину».

Это он, конечно, о войне.

О самой последней, победоносной.

Сейчас он добавит: «Мы раздавим червей!»

Но китаец взглянул на Ашу и сказал: «Разве рыба справится с наводнением?»

Кэл уже не понимал слов. Ужасное темное облачко ужасного нетерпения накрыло его. Он поднялся с кресла и, не глядя ни на кого, стараясь не торопиться, не ускорять шаг, наклонно двинулся к двери. Он не хотел, чтобы зеленовато-серые обрывки филзы появились и поплыли перед ним прямо в баре – перед техниками, барменами, охраной, наконец, перед доктором У Пу. «Мы живем в культурной местности», – слышал он отдаляющийся голос китайца.

«Маклай вернется, расскажет…»

И только в дверях до него дошло: на «Сограде» всё еще ждут когда-то погибший модуль!

………………………………………………………….

Свет! Только свет!

Кэл плавал в нежном сиянии.

Он плавал в бульоне фотонов, как сказал бы доктор У Пу.

А может, он плавал в чудесной материнской плазме; в жаркой топке делящихся частиц разваливались даже протоны, значит, шла миллионная доля самой первой секунды. Котел Большого взрыва работал, пространство-время кипело, но Кэл был пока ничем… так… пепел звезд… хотя и звезд еще не было… На обваренную, оползающую пластами кожу, на багровые рубцы и синие пятна, делающие тело похожим на карту какой-то будущей Румынии, даже намека не было.

Но филза уже была.

Кэл жадно глотал филзу.

Мир был филзой, и Кэл был филзой – пожаром фотонов, пылающим сладостным протокиселем. Он варился в самом себе. Может, всё это снилось, как иногда снятся человеку звезды над головой в секунды самого непристойного восхищения, но будущий десантник уже знал и видел всё, что с ним произойдет. И страдал от боли, от несчастья своей наклонной походки, от громоздкости искалеченного тела, от собственных римских глаз, от несчастий столь быстролётных, что и думать о них не стоило.

Он почувствовал на лбу что-то горячее.

Аша не отдернула руку: «Я думала, ты умер».

Мир продолжал меняться. Он менялся страшно и непонятно.

Аша в черной юбке с высоким поясом смотрелась как черный таракан, вылупляющийся из слизистого ядра. Кэл не знал, как это назвать. У Аши ветвились чудесные многочисленные лапки, клешни, она извивалась, как самый настоящий червь пространства. Волосы – как взрыв, они летели над ней дымным облаком. Кэл не знал, как выглядят спейсвурмы, но может, вот так и выглядят – с короной искрящихся, вставших дыбом волос, в одежде, намертво вросшей в тело. Он всматривался. Он не отводил глаз. Он знал, знал, что все эти перерождения – всего лишь малая часть бесконечной эволюционной лестницы и если наблюдать как можно внимательнее, то можно понять, наконец, все, что не хотел договаривать, чего не договаривал доктор У Пу. Сквозь мокрую шерсть, сквозь зеленоватую оплывающую слизь, из тьмы веков и влажных звездных пожаров снова проглянули глаза Аши. Лицо ее оформлялось, одежда отделялась от тела. Какую-то долю секунды Кэл надеялся, что и с ним произойдет что-то такое, и рыхлая его багровая морда с вываренными глазами станет лицом – благородным, как на плакате, а в тесный кубрик вломятся Рот и черный Кокс, и Рот весело заорет: «Спишь, собака»!