Dmitrii Kazakov - Черное знамя

Савинков является на место не раньше двенадцати, еженедельные нагоняи и поощрения раздает по понедельникам, ну а партийные начальники поменьше редакцию обычно если и беспокоят, то лично…

Севка тем временем слушал, кивал, время от времени поддакивал, и физиономия его делалась все более мрачной.

— Неприятности, — сообщил он, шмякнув наконец трубку на рычаги. — Обыск у них был. Жандармы приходили, всюду копались, носы свои длинные совали, да только это не самое плохое.

— А что тогда плохое? — спросил Олег.

— Есть новости из Москвы, — Севка выдержал паузу, достойную великого драматического актера. — Штаб-квартиру тоже навестили, и даже кое-кого с собой забрали, того же Хаджиева, и самого вождя!

— Проклятье…

Новости и в самом деле были нерадостные.

Без железной руки потомка хивинских ханов Народная дружина превратится в толпу хулиганов, а без Огневского партия, скорее всего, вернется в то состояние, в котором была два года назад — маленькое, мало кому известное и интересное политическое объединение с причудливой идеологией.

Начнутся склоки, борьба за власть, за опустевшие места лидеров…

Но нет, такому не бывать, они этого не допустят!

— Им нас не сломать, — сказал Олег, сам до конца не понимая, кого «их» он имеет в виду.

Может быть, самого президента Алексеева, дряхлое напоминание о канувшей в прошлое России…

Может быть, премьера Владимира Владимировича Коковцова, опытнейшего бюрократа и финансиста …

Князя Волконского, министра внутренних дел, безликого и бестолкового честолюбца…

Всех, обладающих властью, но не видящих дальше собственного носа, не понимающих, что республика обречена, что она лишь саван, в которую завернули империю Романовых, созданную проклятым Петром на костях исконной России!

Этот саван вскоре будет разорван, и из него выйдет новое, невиданное доселе государство!

Дверь распахнулась без стука, и через порог шагнул высокий усач в фуражке и расстегнутой на груди шинели, под которой виднелся голубой мундир отдельного корпуса жандармов.

— Доброго дня, — поздоровался он со слащавой улыбкой. — Штабс-капитан Орешкин. Управление по Петроградской губернии.

— Хм, чем можем быть полезными? — осведомился Олег, и порадовался, что голос его прозвучал ровно, не дрогнул.

— Вспомни говно, вот и оно… — пробурчал себе под нос насупившийся Севка.

Жандармский офицер эту реплику наверняка разобрал, но внимания не обратил — за годы службы ему наверняка довелось выслушивать от «клиентов» разное, причем проклятия куда чаще, чем благодарности.

— Имеется ордер на произведение обыска в помещении, занятом периодическим изданием «Новая Россия», — сообщил он, вытаскивая из кармана шинели бумаженцию официального вида. — Желаете ознакомиться?

— Нет, — ответил Олег.

К чему суетиться? У штабс-капитана все наверняка в порядке с документами…

— Вот и отлично, — Орешкин осклабился вновь, на этот раз уже хищно. — Мы приступаем. Прошу вас освободить помещение, и выйти в коридор.

Олег поднялся, чувствуя, как все внутри, с одной стороны клокочет от гнева, а с другой — леденеет от страха. Неужели его заберут прямо сейчас, как Огневского и Хаджиева, упрячут в тюрьму, отвезут в Кресты или Шпалерку, и он даже не успеет передать весточку жене, поцеловать сына?

В коридоре ждало еще с полдюжины жандармов рангом пониже штабс-капитана.

Четверо рванулись внутрь, едва дверной проем освободился, но другие двое остались, и зачем — стало ясно через мгновение.

— Прошу вас встать лицом к стене, ноги расставить пошире, руки поднять, — принялся командовать огромный, под потолок детина без уха и с покрытым оспинами лицом.

— Зачем это? — нервно спросил Севка.

— Надо убедиться, что вы на себе ничего важного не утаили, — пояснил жандарм и басисто расхохотался.

Олегу стало противно, но он сжал зубы и развернулся так, чтобы не видеть ничего, кроме выкрашенной в грязно-бежевый цвет стены — уж лучше она, чем эта мерзкая, самодовольная рожа стража порядка, прислужника обреченного на гибель режима.

Обыскали его на удивление аккуратно и быстро, если можно так сказать — профессионально. Слегка охлопали с ног до бедер, стремительными касаниями проверили, нет ли чего под пиджаком.

— Все, вольно, господа газетчики, — разрешил одноухий.

— Господ больше не осталось, — не удержался Севка. — Все мы граждане теперь, понял?

Олег повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть презрительную гримасу на физиономии огромного жандарма — ну да, для него они не больше чем свихнувшиеся смутьяны, угрожающие стабильности государства, опасные вредители, подлежащие если не уничтожению, то изоляции от общества.

Что происходило в редакции, из коридора видно не было, изнутри доносились шаги, обрывки реплик, бумажный шелест и тот стук, какой издают резко задвигаемые ящики столов.

— …Эх, дубииинушка, ухнем! Ухнем! Подернем! — завопило радио голосом Шаляпина, но тут же смолкло.

Олег заскрипел зубами.

Цели у сегодняшнего обыска могут быть разными — напугать журналистов, что трудятся в «Новой России», дезорганизовать работу газеты, и для этого «случайно» попортить, скажем, пишущие машинки или сотворить еще какую-нибудь пакость, после которой придется дня три наводить порядок.

Вряд ли жандармы искренне надеются отыскать здесь какой-нибудь компромат на ПНР, запасы динамита или оружия.

— Все, мы с вами закончили, — заявил выбравшийся в коридор штабс-капитан Орешкин. — Прошу расписаться вот здесь.

Олег уставился на протянутый ему лист:

— Что это?

— Протокол обыска. Сим сообщается, что ничего предосудительного не обнаружено. Желаете оспорить этот факт?

Теплая волна облегчения накрыла с головой, Одинцов торопливо поставил подпись.

— Вот и отлично. Счастливо вам оставаться, господа газетчики, — сказал штабс-капитан. — Только полагаю, что мы еще с вами увидимся, и может статься, что уже не на вашей, а на нашей территории.

Он вручил протокол допроса одному из подчиненных, и зашагал в сторону лестницы. Прочие жандармы, грохоча сапогами, двинулись следом, и вскоре Олег с Севкой остались вдвоем.

— Ну что, зайдем? — спросил Багров.

Олег переступил порог с бьющимся сердцем.

И не удержался, выругался матерно, что позволял себе очень редко — пол был устлан ровным слоем из бумажных листов, словно по редакции пронесся невиданной силы ураган или выпал снег из необычно крупных хлопьев.

— Вот это… это… это что? Гады! — прошипел Севка. — Зачем они?

— Как же, понятное дело… чтобы мы знали свое место, чтобы помнили, у кого власть, — Олег проглотил, затолкал глубже засевший в горле комок. — Но ничего у них не получится! Ничего!