Dmitrii Kazakov - Черное знамя

— Ну, он там понаписал всякого, тебе это отдадут, посмотришь…

Ага, отдадут то, что не имеет никакой ценности.

— Конечно, — сказал Олег, отводя взгляд, чтобы не выдать обуревавших его чувств.

Бессилие, полная безнадежность — никаких доказательств не добыть, ничем не подтвердить того факта, что Голубов имеет отношение к розенкрейцерам и к взрывам в российских городах, свидетели ликвидированы, а подозрения одного статского советника, не совсем здорового на голову, если верить врачам, не должны никого волновать.

Если быстрого эффекта не будет, то интерес и поддержка Штилера испарятся как дым.

И что тогда?

— Так что действуй-ка, и надеюсь, что результаты будут, сам понимаешь, — и совсем успокоившийся темник подмигнул.

Тебя больше устроит их полное отсутствие.

Олег поднялся, на негнущихся ногах зашагал к выходу… может быть, пока не поздно, попросить убрать его из рабочей группы, прекратить этот фарс, вернуться в Казань, в контору «Наследия»?

— А где твоя палка? — неожиданно спросил Голубов.

И после этой фразы отчаяние в душе Олега сменилось злостью — нет, он не сдастся просто так, не отступит, будет сопротивляться до последнего, и может быть сдохнет от пули или бомбы террориста, но не даст этому вот торжествующему ничтожеству повода улыбаться так вот нагло и триумфально.

— Сломал, за ненадобностью, — сказал он, и показательно пружинистым шагом вышел из гостиничного номера.

Тут же, правда, на подобную браваду отозвалась спина… но это можно потерпеть.

Машина ждала на том же месте, никуда не делся и «Меркюри» с людьми из охранки…

Не зря ли он позвонил ночью Штилеру, может быть, поторопился?.. хотя нет, не зря, даже если сам ничего не добьется, настропаленная Померанцевым полиция начнет рыть это дело, и когда-нибудь, возможно, докопается до истины… может быть, другие, более молодые и шустрые, доведут до конца то, за что он взялся?

Нет, он сам еще кое-чего стоит!

Шофер дал газа, они вывернули на площадь Минина и покатили в сторону губернского жандармского управления. Олег потер пальцами виски, прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, собраться с мыслями, что расползались, как потревоженные тараканы.

Спал мало, да еще пил ночью, так что голова была тяжелой, словно чугунной.

— Проклятье, — прошептал он. — Надо что-то сделать? Но что? Что?

Улицу Чингисхана сегодня перекрыли ради каких-то дорожных работ, и они поехали по Варварке. Когда на пересечении с Дворянской притормозили, пропуская женщину с коляской, Олегу на глаза попался крест церкви Святой Варвары, и в голове мелькнула странная мысль…

Что, если попросить помощи у вышних сил?

Все в них верят, начиная с Проферансова и заканчивая тем же покойным Кириченко, а почему он не верит?

— Притормози, — велел Олег шоферу.

Тот удивленно глянул на пассажира через зеркальце заднего вида, но приказ выполнил. Одинцов выбрался под снег, неуклюже перебежал дорогу и направился к распахнутым церковным дверям.

Внутри оказалось пусто и сумрачно, теплились зажженные непонятно кем свечки, сладкий запах ладана почему-то напоминал о детстве, о том, как ходили с отцом и матерью на пасхальную службу. Святые с икон взирали сурово и строго, лики их были мрачны, а вот сам Иисус, распятый на кресте, смотрел в сторону, словно не замечая Олега.

А он неожиданно осознал, что не может вспомнить ни единой молитвы, и это несмотря на идеальную память!

«Иже еси на небесех…» вроде бы, и что-то там дальше.

Открыл рот, собираясь начать, надеясь на то, что нужные строчки всплывут сами собой… Но понял, что не может, что для молитвы нужно нечто большее, чем слова, нужно что-то внутри, искреннее, настоящее…

Было же нечто подобное когда-то?

Но осталось на одной из ступенек успешной карьеры, было вырвано из сердца железными клещами государства-Молоха, грандиозного идола, много дарующего своим служителям, но много от них и требующего…

Этому истукану, богу силы и безопасности, гордыни и победы, «молятся» в тысячах «кумирен», в школах и домах призрения, в конторах различных учреждений и в штабах армий, «приносят жертвы» временем и душевными силами, искренне и радостно, сами того не осознавая, даже не задумываясь!

И в результате теряют способность молиться по-настоящему.

Раздался шорох, до того неожиданный, что Олег вздрогнул, нервно заозирался. Выбравшаяся откуда-то из теней старушка глянула на него неодобрительно, пожевала беззубым ртом, и пошла вдоль стены, убирая от икон огарки, ставя в гнезда новые свечи, бледно-желтые, точно вылепленные из меда.

Он снова открыл рот, но опять не смог вымолвить ни звука.

Понимал, что если напряжется, то может быть и сумеет вспомнить молитву, вот только все равно это будет фальшивка, глупая подделка, не обращение к высшим силам, а настоящий грех перед самим собой…

Есть бог или нет, но в конечном итоге ты всегда отвечаешь перед самим собой!

— Ходют тут всякие, ходют… — пробормотала старушка, шаркая мимо Олега. — И зачем? Ходют и ходют…

И действительно — зачем?

Что он делает здесь, чего ждет, того, что разверзнуться небеса и раздастся Глас Божий? Совершенно точно это не произойдет ради такого как он, вообще ничего не произойдет, откровенно говоря.

Сгорбившись, Олег развернулся и побрел к выходу.

Шофер встретил его удивленным взглядом, но ничего не сказал, и они поехали дальше. Десять минут, и остановились перед зданием ГЖУ, похожим на исполинский серый гроб, закутанный в белый саван из снега.

У самых дверей он столкнулся с генералом Ерандаковым, облаченным в серую жандармскую шинель.

— А, это вы, статский советник? — сказал тот с обычной своей сладенькой улыбочкой. — Приношу вам свои соболезнования.

— В связи с чем? С гибелью тысячника или с приездом начальства?

Генерал похихикал, и они разошлись.

Вскоре Олег уже сидел за отведенным для него столом, чуть в стороне дымилась принесенная секретаршей чашка кофе, а прямо перед ним громоздились папки с материалами, собранными за время их с Кириченко пребывания в Нижнем — протоколы допросов, экспертизы, докладные записки, схемы, технические заключения…

Не может быть такого, чтобы тут не нашлось зацепки!

Да, откровенный компромат на Голубова местные «опричники» наверняка изъяли, но кое-что могли проглядеть — они же не в курсе, что именно будет искать Олег, и что он подозревает темника в связи с террористами!

Ну что же, надо начинать…

Допросы Павлова, их вел Кириченко — для начала проверить, нет ли пропущенных листов, и если что, возмутиться по этому поводу; а затем проглядеть все, не упуская ни фразы, ни единого, самого мелкого фактика.

Пусть сведения пока откладываются… кто знает, что пригодится потом?