Роман Злотников - Кадры решают всё

Уборщик был. Худой, долговязый очкарик с нашивками связиста. И упокоился он вполне себе тихо. Не смотря на то что, стервец этакий, все что надо заметить тоже успел и уже набрал в грудь воздуха, чтобы заорать. Но… не сложилось. А вот мне потом пришлось еще почти полчаса погромыхивать ведром и шумно возить тряпкой, чтобы другие уборщики, убиравшие помещения этажом ниже, не обеспокоились тишиной и не полезли проверять, чего это там притих их приятель.

Автобусы с пилотами появились около семи утра. К этому моменту прошло уже более получаса с восхода солнца, и, не контролируй я специально свое состояние, меня бы уже, наверное, била нервная дрожь. Ну, еще бы, более двух сотен человек уже на протяжении часа с лишним неподвижно лежит всего в двух-трех десятках метров от дежурных расчетов зениток, пулеметных гнезд, и уже за пределами маршрутов движения патрулей. Не дай бог кто-то, несмотря на все тренировки, хрустнет, звякнет, да пернет, наконец… не говоря уж о том, что кто-то из немцев может просто повнимательнее всмотреться в противоположную сторону. И начинать нельзя! Главный объект атаки еще не прибыл. И вот, наконец, они появились…

Нам сильно повезло: на ночь немцы снимали все расчеты двадцатимиллиметровых зениток. Хотя, в принципе, это было понятно – ночью из малокалиберного Flak 30 не особо и постреляешь… Удачей оказалось и то, что сегодня утром эти расчеты слегка задержались с выдвижением к своим позициям. Впрочем, основной причиной такого везения было то, что вчера вечером на аэродром приземлилось еще около полутора десятков бомбардировщиков. То ли куда-то перелетали, то ли просто горючки не хватило – вот и сели на ближайший аэродром. Но то, что это не перебазирование, было ясно по тому, что прибыли они без техперсонала. И поэтому порядок приема пищи слегка изменился: в отличие от прошлых дней, когда в первую очередь кормили зенитчиков и первую утреннюю смену охраны, сегодня первыми покормили часть техников. Так что когда первый из автобусов вырулил на стоянку, на которой всегда выгружали пассажиров, все четырнадцать двадцатимиллиметровых Flak’ов оказались без расчетов. А только что поевшая новая смена охранников и патрульных толпилась в курилке или около домика караула.

Когда я подал зеркальцем сигнал к атаке, ребята вскочили на ноги и бросились вперед. Сотня злых теней с измазанными грязью лицами, босиком (ну чтобы не слишком сильно топать) и сжимающих в руках саперные лопатки и пистолеты выглядела ангелами возмездия. Наверное, кто-то их успел заметить. Не все же пялились на вальяжно выбирающихся из автобусов пилотов, элиту элит люфтваффе… да и самой Германии. Новых Нибелунгов. Рыцарей неба, повергающих в прах города и страны… Наверное, кто-то заметил… Но сделать ничего не успел. Кабан, мчащийся на полшага впереди неровной цепочки озлобленных наших прямо на пулеметный пост, взлетел над мешками с песком и рухнул вниз с неслышимым мной отсюда, конечно, но явственно, буквально кожей ощущаемым хеканьем, рубанув лопаткой по шее отвлекшегося пулеметчика. Тот без звука рухнул к подножью пулеметного станка…

И в ту же секунду заработали «максимы». Несколько злых, средних по длительности, очередей по шесть-семь патронов, затем пара секунд на то, чтобы закрепить винтами вертикальной наводки «пойманный» угол возвышения, и сразу же коронка «максима» – длинные, до закипания воды в кожухах, тяжелые очереди, перечеркивающие растерянные, дергающиеся, частью уже пытающиеся залечь фигурки вражеских солдат. Почти непрерывный грохот, покрывающий пространство перед пулеметами и будто метлой выметающий все, что находится в секторе обстрела и на закрепленной винтами вертикальной наводки дальности поражения. Очереди, от которых не спасает ничто, кроме окопа полного профиля, которого нет, нет, нет… И почти сразу же вслед за ними раздался лающий грохот Flak’ов. Сначала одного, потом еще двух, а затем они вступили все. А спустя еще несколько секунд к этой грозной музыке боя подключились и захваченные MG пулеметных точек…

Это была симфония! Да, по-другому это и назвать было нельзя. Первая часть была сыграна вполне себе аллегро [49]. Домик дежурного подразделения был разнесен в щепу. Автобусы, уже напоминавшие решето, горели и взрывались. Столовая, по которой Flak’и прошлись несколькими длинными, на весь двадцатизарядный магазин, очередями, тоже горела… И сейчас наступало время рондо. С правой стороны от будки ЦУПа, в которой сидел я, послышалось несколько взрывов. Похоже, рванули снаряды восьмидесятивосьмимиллиметровых Flak’ов, которые стояли с этой стороны летного поля. Значит, пара резервных Flak’ов уже перенесла огонь на свои цели. Я снова перевел взгляд вперед, на захваченные позиции. Справа и слева от хлещущих огнем зениток время от времени вспыхивали огоньки трехлинеек. Бойцы, не задействованные в обслуживании Flak’ов и пулеметов, работали как снайпера. Конечно, не все из них были способны вести огонь достаточно метко, чтобы соответствовать этому грозному обозначению, но зато на любое шевеление, не замеченное пулеметчиками и наводчиками зениток, мгновенно прилетал десяток-другой пуль, не позволяя отдельным спрятавшимся немцам внести разлад в исполняемую симфонию. В этом оркестре абсолютно без партии пока остались только пистолеты-пулеметы. Все-таки расстояние для них было великовато…

Вдоль короткой линии землянок, которые были выкопаны еще, вероятно, нашими, и в которых в настоящее время размещались техники, обустроившие свой быт со всем возможным комфортом, перебежками двигались бойцы первого взвода первой роты. Землянки располагались совсем рядом со столовой и курилкой, так что многие из тех, кого не убило в первый момент, рванули туда, надеясь забаррикадироваться и, если не отбиться, то отсидеться. Но их ожиданиям не суждено было оправдаться… Вот один из бойцов подполз к торчащей из засыпанного землей наката трубе чугунной печки, установленной в землянке, приподнялся и… аккуратно опустил в трубу тяжелую «гантелю» противотанковой гранаты. Миг и… землянка вздрогнула так, что бойца аж подбросило. Ну еще бы, когда «ворошиловский килограмм» [50]взрывается внутри чугунной печки, все, что находится внутри землянки – от людей до досок, из которых изготовлены нары, – превращается в фарш и щепу…

А вот сейчас пришло время менуэта. Пять зениток, расположенных у ближайшего от города края летного поля, прекратили огонь, и их расчеты, шустро подсоединив колесный ход, торопливо покатили их к дороге, ведущей в сторону города. Туда же, несколько ослабив огонь по казармам пехотного прикрытия, поволокли и три «максима». Однако едва остатки немецких пехотинцев, укрывшиеся в продырявленном насквозь строении, попытались поднять голову, как подобравшиеся к зданию с фланга бойцы второй роты начали закидывать их ручными гранатами через окна, двери и проломы, образовавшиеся в и так ветхих стенах после очередей Flak’ов.