Игорь Николаев - Война за империю

Туман стелился над водой сплошной дымовой завесой. Белесая пелена обволакивала корабль ватным одеялом. Солнце уже начало восхождение из-за горизонта, но лучи увязали в тумане, путаясь и слабея в его паутине, умирали и падали на палубу бесплотными бликами. Эсминец самым малым ходом пробирался вперед, раздвигая мглу острым форштевнем. Вся команда истово надеялась, что англичане не успели набросать новых мин. Воздух был напитан сыростью, крупные капли оседали на металле и дереве, покрывая одежду моряков мокрыми пятнами.

Лейтенант — вахтенный офицер — опустил бинокль, позволив прибору свободно повиснуть на ремешке. Неосознанным жестом потер ладони, словно желая сохранить ускользающее тепло. Он очень сильно боялся, хотя скорее умер бы, чем признался в своем страхе хоть полусловом, хоть взглядом. Командир заметил это движение и ободряюще кивнул — самую малость, чтобы не заметил никто посторонний. И лейтенанту стало чуть теплее. По крайней мере, на душе.

Командир отдал несколько быстрых распоряжений штурману и рулевому, чуть скорректировал курс. А лейтенант еще раз мысленно перебрал инструкции, полученные перед выходом с базы, и незаметно покосился на человека, сидящего в углу мостика, на откидном металлическом сидении. Совершенно чужеродного и неуместного здесь человека в форме полковника советских сухопутных войск, взошедшего на борт в последние минуты перед выходом в море.

Ветер, ранее лишь слегка поглаживавший белую мглу, крепчал и уже ощутимо покусывал туманную завесу. Солнечные лучи все смелее и напористее пронизывали ее. Лейтенант на глаз прикинул, что туман продержится еще от силы с полчаса.

А дальше будет плохо.

Разведка вообще есть одна из самых неприятных вещей, что могут выпасть на долю военного человека. А на флоте в особенности. И уж совсем скверная задача — крутиться у южного побережья проклятой Британии, проверяя на собственной шкуре, как близко можно подобраться к Острову и придет ли кто-нибудь по твою душу.

Ну почему именно эсминец, да еще одиночный? — подумал с потаенной тоской вахтенный офицер, сохраняя на лице бравый и суровый вид истинного морского волка. Не субмарина, не крейсер, не дивизион эсминцев на худой конец, а маленький корабль, одинокий как … ну, одинокий, в общем.

Лейтенант еще раз взглянул на русского полковника. Наблюдатель от советского Генерального штаба сидел тихо и что-то сосредоточенно писал в большом блокноте. Надо думать, русским тоже очень интересно, что происходит в море, а с собственным флотом у них весьма скверно… ну и пусть сидит. Пока проблем не создает.

Еще одна корректировка курса. Эсминец пробирался вдоль побережья, с запада на восток. Если бы не туман, береговую линию можно было бы увидеть даже без бинокля. С полчаса назад (если быть точным, прошло ровно тридцать три минуты) над кораблем пролетел вражеский разведчик, какая-то английская крылатая сволочь. Похож на 'Бленхейм'… Скользнул крестообразной тенью на пределе видимости и ушел в сторону Острова. И это было тягостнее всего — гадать, заметил ли англичанин одиночный корабль, не приближаются ли уже самолеты или 'ганботы', наведенные точным указанием? А уж на экранах радаров эсминец заметен, как следы крысы на рассыпанной муке.

Туман утратил плотность, повис огромными рваными полотнищами. Эсминец уже не прорезал себе путь, а скользил между отдельными туманными айсбергами, как лодка среди островов архипелага. Лейтенант разрывался между чувством долга, которое приветствовало такое развитие событий, и инстинктом самосохранения. Нет тумана — больше обзор — задание выполняется в соответствии с четкими инструкциями. А соответственно, больше неприятностей, которые не замедлят воспоследовать. И пусть все вооружение приведено в боевую готовность, снаряды в стволах, а зенитные артавтоматы ловят в прицел даже редких птиц… все равно это смертельно опасно.

А ведь все могло сложиться совершенно иначе…

Лейтенант позволил себе немного, самую малость помечтать.

Конечно, исход войны решался главным образом на континенте, где победоносные армии Deutsche Sozialrepublik и Советского Союза неожиданно для всех (и отчасти для самих себя, честно говоря) разгромили объединенные полчища Франции и Англии. И еще нескольких мелких держав, зачем-то полезших в большую драку больших парней. Но и флоту нашлось, чем заняться. И вот теперь кто-то охотится за вражескими 'купцами', кто-то уходит в дальние рейды, кто-то блокирует и штурмует Мальту, выламывая очередной — не первый, слава богу — зуб из широкой и жадной пасти английского морского владычества.

А кто-то ищет приключений на свою задницу у парадного входа Британии и катает сухопутных чужаков. Хоть сидит в сторонке и не мешает, все равно чужак! Пусть даже у него предписание, подписанное лично Фридрихом Хейманом, вторым человеком после премьер-министра Шетцинга. Русский в своем темно-зеленом мундире по-прежнему что-то писал, изредка окидывая мостик и море вокруг быстрым внимательным взглядом. Офицеру было лет сорок или около того, вполне обычный человек ничем не примечательной внешности. Коротко стриженный и гладко выбритый, без модных у русских усов щеточкой. Ничего примечательного, но командиру эсминца каждый раз становилось не по себе, когда его взгляд случайно сталкивался с глазами русского. Что-то было в темных зрачках… что-то нехорошее. Лейтенант видел многое, помнил еще высадку английского десанта в Зеебрюгге, в девятнадцатом. Настолько невыразительный, и в тоже время, цепкий взор, моряк видел у фотографов на политических мероприятиях, портных старой школы или ветеранов совсем уж страшных битв. Такие замечают все и ничему не удивляются, поскольку и так уже заглядывали в самый ад.