Игорь Николаев - Крип

Особая благодарность:

Флику, из-за которого все давным-давно началось.

Не Тем Ролевым Играм в полном составе за регулярные консультации по удивительной вселенной WHи с надеждой, что со временем еще по БатлТеху поводимся.

Олегу Борисову, который каждый раз сподвигает меня продолжать иейсательство руками, когда кажется, что все, пора завязывать с этим делом.

Кларенсу – за наводку на Отряд.

Владимиру – за регулярные напоминания, что «Ваха» это хорошо и надо бы еще что-нибудь про нее написать.

Крип

Кто-то должен трудиться во мгле, чтобы прочие могли жить при свете.

Рик Янси «Монстролог»

Глава 1

Пахло кровью и смертью. Ольга никогда не видела мертвецов и тем более их не обоняла, но почему-то сразу и безоговорочно поняла – так ужасающе вонять может исключительно смерть. Специфический, чуть сладковатый запах с нотками горечи. Нельзя сказать, что он был совсем уж неприятен … слово «неприятно» здесь не подходило, поскольку совершенно не передавало ощущение. Скорее запах был предельно чужд живому. Как обычный паук млекопитающему. Запах вызывал инстинктивное желание бежать, скрыться, будил панику в самой сердцевине души.

Ольга нечленораздельно замычала, дернула всеми конечностями сразу, шлепая ладонями по чему-то склизкому – неожиданно получилось. Вместе с ощущением тела понемногу возвращались прочие чувства, в первую очередь слух, затем и зрение.

Так, что вокруг?.. Хрень какая-то вокруг…

Ольга покрутила головой, протерла глаза – очень скверная оказалась идея! Грязные руки лишь призвали водопад слез. Проморгавшись, девушка посмотрела на пальцы, стараясь понять, откуда грязь. Ох, ни хера себе! Не просто грязь, а какая-то липкая жижа с мелким чешуйками, как у свернувшейся крови…

- Ебись оно в три прогиба, - прошептала Ольга, сразу забыв о том, что она типа как светская дама и вообще городская, пусть в первом поколении. Прозвучавшая характеристика оказалась удивительно к месту, потому что в данном случае окружающий ландшафт определялся именно так – и никак иначе.

Больше всего это напоминало какую-то молельню. Или склеп. В общем, явно что-то культовое, старинное. Ничего модернового, никакого пластика, а еще ни одного прямого угла. Круглый зал размером где-то с обычную детскую площадку, то ли бетонный, то ли каменный. Сколько тут метров, какой радиус… А хер его знает. Стены сходились в одну точку паутиной нервюр, метрах в трех над полом, так что помещение казалось внутренностью какого-то цитрусового со множеством долек. Тени между нервюрами сгущались ненормальной глубиной, как чернильные кляксы. И вообще все здесь было ненормальным.

При более внимательном обзоре девушка поняла, что каменные стены расписаны какой-то ерундой, от самого пола и дальше ввысь. Роспись… Нет, скорее текст, причем щедро обляпанный поверх красной краской. Буквы были знакомые, почти все. Обычная латиница, но, как и вся зала – без единого прямого угла. Все плавное, изображено летящими штрихами со всевозможными завитушками. Некоторые символы все же казались неизвестными, но при этом не производили впечатление чуждых вкраплений в текст. Просто другие буквы того же алфавита.

Пол очень гладкий и мокрый. Посередине зала располагался … алтарь? В общем, какой-то постамент, больше всего похожий на алтарь. По-видимому, на нем раньше что-то лежало, теперь это «что-то» рассыпалось в стеклянную крошку. Крошки было много, она походила на алмазную пыль, во всяком случае, свет отражала так же красиво и ярко.

А откуда свет? Черт его знает… Ольга не видела ни светильника, ни чего-то похожего. Но свет откуда-то происходил, видно было не как днем и даже не как при старой лампе накаливания, но более-менее. Хотя лучше бы света не было, поскольку в этот момент девушка осознала, что стены обмазаны отнюдь не краской. И пол. И вообще вокруг, включая ее собственную одежду, а также все остальное.

- Сука! - с неподдельной искренностью вымолвила Ольга.

Что ж, по крайней мере, стало понятно, откуда тошнотворный запах. Правда, возник другой вопрос – что могло так разнести … кстати, а сколько здесь всего оказалось жертв?

Вот сейчас Ольгу все же накрыло неудержимой волной тошноты. В мозгу как будто открыли заслонку, за которой пряталось полное осознание безумия происходящего. Склеп, символы, кровавое желе и небольшие – не выше щиколотки – холмики, в которых угадывались фрагментированные кости, щедро смешанные с фаршем из внутренностей и рваной одеждой.

Рвало ее долго и мучительно. Хуже всего был запах – после очередной судороги легкие сами жадно всасывали новую порцию воздуха, смрад бил прямо в солнечное сплетение, и цикл повторялся, до брызг желудочного сока из пустого желудка, режущей боли в глазах и ощущения, что диафрагма вот-вот разорвется.

- Salvame.

Человек. Укрылся в тени, неподвижен. Единственное более-менее целое тело в пределах видимости. Как она раньше его не заметила? Ольга машинально вытерла рот рукавом, болезненно глотнула, пытаясь отключиться от ощущения подсыхающей крови на ладонях. Всмотрелась в тень, превозмогая больную голову, красный туман перед глазами, а также гудение в ушах.

Человек полулежал, полусидел, прислонившись к пилястру. Рядом валялось что-то длинное, металлическое, похожее на ружье с очень толстым стволом. Оружию крепко досталось – ствол был согнут под углом градусов сорок-сорок пять, выглядело это жутковато и наводило на мысль – кто же ухитрился так раздраконить оружейную сталь в палец толщиной?

Первое впечатление, которое производил единственный живой и целый человек – монохромность. Он был полностью облачен в черное. Не темно-серое, не синее, а настоящий угольный мрак. Черные сапоги – не берцы! - на толстенной подошве со множеством застежек вдоль высоких голенищ. Черный плащ, тяжелый и «дубовый» даже на вид, лежащий грубыми складками. Стоячий воротник, похожий на часть доспеха, торчит до скул, прикрывая нижнюю часть лица. Перчатки с накладками, как настоящий «тактикул», только больше, жестче и как-то … гротескнее. Передняя часть плаща обуглилась, висела драными лохмами, под ней матово поблескивало что-то похожее на кирасу, славно помятую молотками. Разумеется, тоже черного цвета.

На поясе висел двойной подсумок из толстой кожи, одно из отделений выпускало наружу тонкую трубочку, похожую на капельницу. Трубка впилась в шею бедолаги толстой иглой, а на подсумке тревожно мигала желтая лампочка, совсем как светодиод. На плаще были какие-то символы, серебристо-белого цвета, но они сглаживались в тени, словно растворялись в ней.

А белого цвета оказалось лицо. Бледное, по-видимому, от природы, сейчас оно полностью обескровилось, приобретя странный, жутковатый оттенок – смесь белого и серого оттенков.