Александр Карпенко - Грань креста (дилогия)

Неприятное место. Жутковатое. Если уж зашёл у нас разговор о нечисти, то где для неё самое подходящее жильё, коли не тут? Кинодекоратор, озабоченный постановкой сказки с лесными ужасами, уписался б от радости, узрев эту чащобу, и немедленно побежал бы за бензопилой — расчищать место под избу на курьих ногах или языческое капище, смотря что по сценарию положено.

Прямо напротив места, где повернула неведомо куда шедшая перед нами машина, стояла особо гигантская ель. Не ель, а Ель. Жирным шрифтом и с большой буквы. Такого колосса не приходилось видеть даже на главной площади столицы моей родины перед Рождеством, а туда праздничное дерево пёрли на прицепе для перевозки межконтинентальных баллистических ракет.

Да, то была ёлочка! Но этой, что красовалась сейчас перед нами, она в подмётки не годилась. Должно быть, мы созерцали патриарха и главу рода всех елей во всех мирах. Ежели её срезать — на пне Патрик вполне сможет демонстрировать фигурное вождение вездехода. В отличие от соседних, её нижние ветви не отмерли от старости и колоссальным тёмным шатром покрывали изрядное пространство. Сколь высоко вздымалась вершина, нам не удалось рассмотреть. Не удивлюсь, если она царапала своим концом ночной спутник этого мира, когда тот всходил над лесом. Свисавшие из седой от старости хвои шишки изумляли своими размерами.

— Может, они там? — робко вымолвил Патрик.

— Там?

— А что? Под этими ветвями можно танковую роту упрятать.

Я сильно усомнился, что в реальности такое осуществимо, но, не видя других вариантов, направился к царь-дереву. Люси не упустила случая присоединиться, естественно, используя меня в качестве транспорта.

Мёртвый игольник хрустел под сапогами. Отчего-то по мере приближения к дереву мне становилось всё неуютней, возникало впечатление постороннего присутствия. Прямо скажу, нехорошее чувство. Я даже замедлил шаг.

Знаете, похвастаться какой-то сверхинтуицией я, наверное, не могу. Но чувство подстерегающей меня опасности приходилось ощущать неоднократно. Бывало не раз: приезжаешь на вызов, не сулящий, кажется, никаких сложностей. И вдруг как кипятком ошпарит. Возвращаешься бегом от подъезда за дубинкой, часы начинаешь лихорадочно в карман совать, а наручники и газовый баллончик наоборот, под руку перекладывать. Удивляется бригада: «Шура, ты что?» Сам не знаю. Не нравится что-то. Зайдёшь, и точно — проблемы начались.

Мне приходилось беседовать с людьми, которым довелось провести изрядный кусок жизни в обстановке реальных боевых действий, — подобных историй каждый из них может нарассказать во множестве. Ещё и покруче. Знать, у человека, сделавшего своей профессией совать башку туда, где велики шансы без неё остаться, появляется или обостряется какое-то шестое чувство. Нюх какой-то внутренний.

Вот и сейчас я точно что-то унюхал. Начальница тоже неспокойна:

— Шура, может, ну его? Какое нам-то дело до этих загадок? Нас больной в салоне ждёт.

Но я уже у самого дерева. Чуть наклонясь, заглядываю под его тёмный полог. Конечно, нет там никакой машины. Зато меня прямо-таки обожгло ощущение чужого злобного взгляда. Жёсткого. Ненавидящего. Отшатываюсь, бросив ветвь, которую отвёл, нагибаясь. Отворачиваюсь, поспешаю к транспорту. И, готов поклясться, нас провожает короткий недобрый смешок.

— Нет там никого.

— Так-таки и никого? А мне показалось…

— Креститься надо, когда кажется, — обрывает Люси пилота, — во всяком случае, машин там нет. Скрытого въезда куда-нибудь тоже. Заводи поживей, не черта тут застревать.

Вездеход сдёрнулся с места. И, словно в насмешку, не успели мы отъехать и на четверть мили, как увидели в зеркале заднего вида: из чащобы выбралась медицинская машина, плюхнулась в колею и, включив проблесковый маячок, наладилась в противоположную от нас сторону.

Патрик помотал головой и, глядя на образ Божьей матери, занёс руку, явно намереваясь осенить себя крестным знамением. Рат перехватила её, сильно дёрнув за рукав.

— Э, ты чего?

— Не надо. Пациенту может не понравится. — Она кивнула в сторону вампира.

— Тьфу, — плюнул водитель, — пропадёшь тут с вами, к бесу!

Пациент выгружен в изолированный бокс инфекционного отделения. Машина загнана на площадку для мойки и дезинфекции, где над ней взялись трудиться, охая и жалуясь на тяжёлую работу, пара нерадивых санитарок.

Ещё бы им не охать! Больной ещё до койки, поди, не дошёл, как эти шустрячки выволокли из своего закута толстую засаленную книгу и, выспросив фамилию доктора и номер машины, подсунули её мне — расписаться. Ну, в школе, где они учились, я директором был. Не вступая с ними в споры, закрыл, не оставляя автографа, трёпаный гроссбух, выразительно постучал пальцем по надписи на обложке: «Санобработка автотранспорта» — и задал единственный вопрос:

— Уже помыли?

Бабульки, вмиг поняв, что новенький фельдшер, оказывается, со старыми дырками, поволокли к автомобилю свои вонючие растворы, оглашая округу громкими жалобами на то, что-де есть на белом свете такие подлецы, которые заставляют их, несчастных, выполнять свои прямые служебные обязанности.

Люси зазвали в отделение попить чайку и проконсультировать какую-то маразматическую старушенцию, я остался близ боксового корпуса — покуривать на лавочке и общаться со средним персоналом.

Дружеские отношения с работниками любого медучреждения коллега по несчастью (то бишь по специальности) может установить мгновенно при помощи всего двух вопросов: «Как у вас с зарплатой?» — и: «А начальство что?» — вызывающих всегда поистине вулканическое извержение кипящей лавы эмоций.

После обработки салона дезраствором его полагается выдерживать не менее сорока минут, дабы вся возможная зараза окончательно издохла, а нам ещё потом сутки, не меньше, ездить с открытыми окнами. Чтоб не издохнуть самим.

Вполне естественно, что за сорок минут будоражащие темы финансов и взаимоотношений с руководством подиссякли и разговор переключился на клиентуру, пардон, пациентов.

Я с искренним удивлением узнал, что доставка вампира в инфекционную больницу для больницы вовсе не событие.

— Э-э, милый. Их и так-то немного, а скоро, поди, и вовсе все у нас соберутся. Они ж с кровью чего только не насосут! И тебе гепатит, и тебе малярия, и, прости господи, сифилис. Даже с AIDS один был, только на той неделе ногами вперёд выписался.

Я хотел было удивиться, почему они до сих пор не вымерли, но тут же понял, что знаю ответ. Раньше они не болели. Это мы. Это опять мы. Из нашего мира тащится в этот длинный хвост неведомых здесь прежде напастей. В данном случае хоть больные сами виноваты — вроде как у нас там наркоманы с гомосеками. А эпидемия гриппа, от которого мы пару дней почихали, но зато от него вымерла чуть ли не десятая часть коренного населения Озёрных секторов?! А…