Дмитрий Полковников - Герой не нашего времени. Эпизод II

Сотов посмотрел, как у пассажира дрожат руки, и пожалел, что не пошёл с майором. Что-то случилось там, в парке, если пассажир возвращается весь взвинченный, с чужой полевой сумкой и потяжелевшей кобурой. И надевает на руку часы, где фосфоресцирующие стрелки показывают берлинское время.

Ненашев уселся на заднее сиденье и при свете фонарика принялся изучать добытые бумаги.

Шофёр спросил:

– В чём у вас рука?

– По-твоему, что-то случилось? Ах да, верно! Кровь из носа пошла! – усмехнулся майор, проклиная себя за неосторожность. Измазался. Да, вечно твердила жена, что профессия разведчика Панову противопоказана. Вечно где-то наследит или в чём-то испачкается. – Веришь мне?

– Нет. – Сотов смотрел, как майора ещё больше затрясло.

– Жаль, как-то нехорошо у нас с тобой получается! Там ещё вещи кто-то забыл. Вот подобрал, чтобы не пропали. А теперь давай быстро гони в штаб отряда.

Ненашев оказался прав. Происшествие безнадёжно испортило праздник в парке. Нанесён выверенно точный удар по сознанию, как и акции террористов, всё время требующих мира и почему-то вечно убивающих при этом детей и женщин. Так что хорошего ты несёшь в этот мир, Панов?

Кто-то в парке ещё пытался танцевать под мелодии внешне невозмутимого и продолжающего играть оркестра, но публика постепенно расходилась. Толпу зевак от тела отогнала милиция, спустя десять минут оцепившая место происшествия. Теперь ожидалось прибытие начальства, всегда заявляющегося на чрезвычайный случай и имеющего при себе множество ценных указаний для подчинённых.

Сразу пошёл слух, что убийца одет в советскую военную форму, и патрули из комендатуры начали ещё более пристальнее проверять документы у военных, не заметив факта, что их стало несколько меньше. О том же, как расправились с «советским командиром», горожане шептали голосом, срывавшимся от страха.

Через десять минут эмка остановилась на улице Карла Маркса, а Ненашев чуть ли не вбежал в штаб пограничников. Время! Цигель-цигель! Он преступно опаздывает, задержавшись в парке. Пересказ событий занял пару минут, и Елизаров тоже сделал недоверчивые глаза.

– Зря не веришь! Смотри, какой растяпа. – Ненашев небрежно кинул на стол бумаги.

Михаил недоверчиво посмотрел, как майор простодушно вылупил глаза и наполовину открыл рот. Вот зараза! Если бы я тебя не знал…

– Немцы? В нашей форме и ещё на танцах? Ты в своём уме, кто так будет рисковать?

Да, такой наглости ещё не было. В форму бойцов, командиров и милиционеров лазутчики переодевались, но старались держаться подальше от центра города.

Щелчком пальцев жетон, крутясь в воздухе, полетел в сторону Михаила.

– Лови! Отрицаешь очевидный факт? Да, в городе их нам не опознать. Вот его документы! Сравни со своим удостоверением и скажи, кто из вас диверсант?

Эх, покойного на день бы под частый питерский дождик или в баню вместе с веником, удостоверением и партбилетом. Вот тогда Панов, нисколько не сомневаясь, показал бы наивернейший способ выявления лазутчиков, знакомый любому засланцу с детского сада.

Увы! Облом! В документах «герра Савельева» нет ни капли металла. «Халтура» планировалась непродолжительная, и обошлись простым набором: ксива с печатью и фото на развороте, командировочное предписание, железнодорожный билет и пара бумаг на тему, что ему надо срочно и обязательно что-то проверить.

Вот так! Против злодеев, желающих внедриться глубоко и надолго, Михаилу придётся таскать с собой раствор медного купороса или ждать, когда производство сразу ржавых скрепок наладят на особом секретном заводе по приказу товарища Берии.

Нет, не так боролись со шпионами в 1941-м, выпуская инструкцию для граждан [143].

А выполнять обязательный план по валу абвер примется сразу после краха блицкрига. Тогда для изготовления фальшивок не хватит подлинных бланков. А в органах обязательно предупреждают: ваша липа всегда должна быть липовой, а не откровенно дубовой…

– Но ты же его как-то узнал?

– Рассказали место, время и дали словесный портрет. Дальше рассказывать?

О чёрно-белом фото из личного дела Панов промолчал. Перебор.

– А почему не сказал?

– Врать или честно?

– Честно! – морщась, фыркнул Михаил.

Тут вопрос риторический. Ненашев обязательно соврёт, но он хотел оценить реакцию. Друг, чёрт возьми, почему не понимаешь, насколько ты отвратителен, когда ведёшь себя, как паяц?

– Пока не нашёл жетон, всё сомневался: свой или чужой. Шансов было примерно пятьдесят на пятьдесят, но я рискнул. А когда шарил по карманам, честно говоря, струхнул.

«Да он с ума сходит», – подумал Елизаров.

– А подрывать зачем? Мне уже звонили. Теперь ГБ считает этот случай за теракт.

– И что? Пусть считает! У нас крупная вооружённая провокация на носу! Та, когда люди в форме долго не живут! Миша, кстати, твоё самое заветное желание, чтобы меня убили, осуществилось. И как, тебе полегчало?

Елизаров поморщился, начиная думать вновь отстранённо и трезво. Максим наверняка использовал Чесновицкую, как своего курьера в Москву. Переиграл опять. Да ты, как параноик, никому не веришь. Ох, как бы узнать, что в багаже вывезла из города бывшая панна Майя…

– Эй, не молчи. Это по твоей наводке НКГБ вывозит архив из города?

– Откуда знаешь? Опять твоя нечеловеческая интуиция?

– Глаза мне на что? Видел же, чья машина в полночь пришла на вокзал. Ну а кипёж в стиле «стоять – бояться» – вообще визитная карточка. Твой водитель может всё подтвердить, – остудил его Ненашев. – Да и хрен с ними. Не помощники. Считаешь, этот тип один был парке? Миша, друг-человек, не хочешь выяснить, все ли «легальные» немцы вечером аккуратно перешли на свою сторону?

И в эту субботу немцы не должны были выглядеть слишком подозрительно. «Ненужные» вчера ушли, а «нужные», придя на концерт и танцы, затем растворились в городе. Так зачем же умножать число сущностей?

Осталось ещё посадить засаду в костёл, где господа диверсанты засядут с рацией, но пусть ими займутся ребята Елизарова. Ещё пара дел – и на сцену должна выйти местная самодеятельность. Организованный им хор мальчиков имени товарища Пилсудского.

– Скажем, насчёт архива и я знаю. Только молчи. Хорошо, а?

Ненашев поморщился – и тут вечные тайны у коллег по секретному фронту.

«Майор, да что с тобой?» Елизаров неожиданно осознал, какую страшную ношу, не доверяя никому, несёт Максим. Сколько он ещё не сказал и никогда не скажет. Вернее скажет, но ему этого не надо. Так кто же он такой?

– Максим, они вывозят не всё и без приказа. Если немцы не начнут, то очень хороший человек из-за этого пойдёт под трибунал. Ты хоть это понимаешь?

Ненашев вздохнул и поскрёб затылок.

– Ладно. Понимаю! Но давай сначала разберёмся с теми, кто ещё в городе.