Кирилл Фурсов - Пирамиды Гизы. Зачем, когда, как и кто. Обзор новейших гипотез

Грамотным для исследователя пирамид представляется путь, избранный Данном и Скляровым. Проблемы предназначения столь аномальных сооружений, времени и технологии их строительства должны решаться исходя из знаний естественных и точных наук: квалифицированные инженеры, физики, астрономы должны помочь академическим египтологам отыскать истину. «Проработав немало лет вместе с металлургами и технологами, прочитав немало работ и просмотрев документальные фильмы египтологов… я всё же доверяю знаниям и объективности металлургов. Египтологи кровно заинтересованы в том, чтобы по-прежнему учить весь мир тому, чему они учили его всё прошлое столетие. Поступать иначе означало бы признание того, что они заблуждались» [245]. «Вина за то, что мы мало знаем о древних культурах, лежит в основном на узколобых теоретиках, которые сходу отметают доказательства, противоречащие их теориям либо не входящие в сферу их профессиональных знаний. Иногда нужен станочник, чтобы установить, что эта деталь была обработана на станке и на каком именно. Вот почему большинство доказательств, подтверждающих, что пирамида Хеопса использовалась не в качестве усыпальницы, игнорировалось, отметалось без серьёзного обсуждения ши просто объяснялось совпадением» [246]. « Бывает полезно, если свой взгляд на проблему выразит новый человек, свободный от предрассудков профессиональной среды» [247] . По справедливому замечанию Малковски, альтернативная египтология подтверждает тезис американского философа Томаса Куна о смене парадигмы, о том, что эпохальные научные открытия нередко совершаются новичками или любителями, которые свободны от предрассудков, затмевающих восприятие опытных учёных [249]. Это подтверждает опыт Уэста, Шоха, Данна и др.

Как ёмко сформулировал проблему Скляров: «Мы пытаемся восстановить картинку прошлого из каких-то осколков, которые до нас дошли в виде фактов, тех же самых пирамид, храмов и т. д. Ив зависимости от того, как мы себе будем представлять недостающие части, мы такую картинку и получим. Если египтологи представляют себе только одну картину — что это делали древние египтяне — и не допускают других версий, то они и будут получать картинку с древними египтянами. Но если мы предположим, что была некая более древняя цивилизация, можно выстроить и такую картинку. Вопрос в том, у кого меньше останется осколков этой мозаики, т. е. у кого меньше останется фактов, которые не вписываются в эту картинку. И вот получается, что версия о древней, гораздо более древней цивилизации — вот у неё остаётся таких невписывающихся фактов гораздо меньше» [250] .

«За небольшим исключением, египтологи слишком боятся найти то, что они не смогут объяснить, чтобы эффективно выполнять свои обязанности. В ближайшем будущем решения этой психологической проблемы не видится… наиболее способных и лишённых предрассудков исследователей надо искать не в египтологии, а вне этой официальной дисциплины. Новое поколение исследователей готово разгадать тайны Великой пирамиды. Им нужны новые данные, но этому препятствуют египтологические власти, которые монополизировали гизское плато… Поэтому необходимо создать новую организацию учёных, способных синтезировать данные различных дисциплин и активизировать поиск новых данных о доисторических народах, оставивших свои знания известным цивилизациям» [252]. По мнению Элфорда, археологические экспедиции научных институтов как метод научного поиска устарели и должны отойти на второй план, уступив место исследованиям с воздуха с использованием технологии радаров, вроде применённых НАСА для открытия поселений в Ангкоре в 1998 г. К проведению комплексных экспедиций (с участием специалистов по естественным наукам) и применению новых методов датировки артефактов с использованием хлора-36 призывает Хэнкок.

Вместе с тем было бы немудрым полностью игнорировать информацию, зашифрованную в древних мифах. Полученные результаты исследований необходимо сопоставлять с этой информацией, отыскивая рациональное зерно; здесь в дело должны вступать специалисты по древним текстам (теоретически всю цепочку может пройти и один исследователь, если у него хватит для этого квалификации, но практически это очень маловероятно). Совершенно необходимо, однако, чтобы эти специалисты уже опирались на результаты естественнонаучных исследований, а не подлаживали свою интерпретацию под понравившуюся гипотезу. Последнее, к сожалению, допустил Элфорд, который полностью игнорирует техническую составляющую загадок пирамид. Поэтому мы и читаем у него утверждения вроде: «В дальнейшем фараоны не поддавались искушению повторить пропорции Великой пирамиды… гизские пирамиды были сакральными, так что копировать их размеры запрещалось» [253]. Как убедительно показал Скляров, фараоны династического периода не смогли бы этого сделать при всём желании. Непринятие в расчёт инженерных знаний приводит к таким неверным выводам, какой сделал в 1980-е гг. немецкий археолог Р. Штадельманн в отношении небольшого сооружения пирамидальной формы близ Красной пирамиды в Дахшуре: будто это и есть недостающий пирамидион, который когда-то покоился на её вершине [255].

По тому же пути, что Скляров, казалось бы, идёт физик-профессионал Фаррелл, который делает выводы на основе прежде всего физических и технических свойств Великой пирамиды, а уж потом интерпретирует тексты мифологической традиции. Однако, упрекая своего коллегу Данна за то, что тот рассматривает пирамиду саму по себе, в отрыве от свидетельств древних текстов, которые якобы указывают на боевую функцию сооружения, Фаррелл, похоже, подгоняет интерпретацию этих текстов под свою и без того малообоснованную концепцию пирамиды-оружия, не усиливая этой концепции, а, напротив, дискредитируя её. И всё же Фаррелл хотя бы попытался соединить выводы физика с толкованием древних текстов.

По мнению Данна, узким специалистам разгадать тайну пирамиды не под силу и требуется междисциплинарный подход, ибо история гораздо глубже и богаче, чем мы думали [256] [257] . Его мнение подтверждает нелёгкий опыт Бьювэла: «Чем больше я изучал предмет, тем всё более неоднозначную реакцию это вызывало у знакомых мне академиков (скорее всего, правильнее было бы перевести просто «учёных». — К. Ф.). Некоторые из них чувствовали, что им нечем возразить на “математические ” и “астрономические ” доказательства моих тезисов, других мои гипотезы ставили в совершенный тупик, большинство же вообще не удосуживалось мне ответить. У меня сложилось впечатление, что я попал на запретную территорию и что астрономические вопросы рассматривать здесь вообще не принято — либо то, либо другое, но только не в комплексе» [258] .