Олег Таругин - Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!

Наклонившись, я расстегнул потертую пыльную кобуру и вытащил офицерский «наган» с вытертым до белизны воронением. Настоящий, не массогабаритный макет, не пневматика и не стартовый «Блеф». Откинув флажок, прокрутил барабан, выкидывая на ладонь патроны. Три целые, остальные – стреляные гильзы. То, что все это не розыгрыш, пожалуй, уже ясно: «наган» явно боевой, патроны тоже, уж чего-чего, а оружия я повидал, было дело. Да и из ствола пороховой гарью несет будь здоров, значит, недавно стреляли.

Растормошить незваного ночного гостя оказалось куда сложнее, нежели я думал. Наконец он… нет, не проснулся даже, скорее, очнулся. Осоловело взглянув на меня мутными от короткого сна глазами, поручик дернулся, пытаясь вскочить. В следующее мгновение он что-то вспомнил и разом обмяк, позволив опустить его обратно на стул. Вот и хорошо.

– Николай Павлович, успокойтесь. – Я ободряюще улыбнулся. – Ванна наполнилась, можно мыться. Мундир и белье оставьте на полу, я вам сейчас что-нибудь другое подберу, чистое. Ну что, пошли?

– Значит, вы мне верите? – Взгляд поручика наконец принял более-менее осмысленное выражение.

– В чем именно я должен вам верить? – вполне искренне пожал я плечами. – В том, что вы белогвардейский офицер? Скорее да, чем нет. Впрочем, давайте после об этом поговорим. Пойдемте.

– Простите. – Он провел ладонью по лбу, сметая несуществующий пот. – Как все это глупо… Но я вынужден спросить… право, не сочтите умалишенным, но какой сейчас год?

– Две тысячи пятнадцатый, – спокойно ответил я, глядя ему в глаза. – Разве вы не знали?

– Господи Всевышний… – прошептал он. – Нет, я, вне всякого сомнения, понял, что попал в будущее, но чтобы столь далеко?! Девяносто с лишним лет… Трудно представить, право же, трудно даже просто представить! Почти столетие, как я начал воевать!..

– Мойтесь, прошу вас. Уже полночь, а у нас еще столько дел, – слегка схитрил я, прикрывая за собой дверь. – Сменная одежда будет лежать на полу за дверью.

Зайдя на кухню, я приготовил бульон (хвала столь нелюбимым женой концентратам и полуфабрикатам быстрого приготовления!), подсушил несколько сухарей. Заварил крепкий и очень сладкий чай: глюкоза тоже лишней не будет.

Положив сменную одежду на пол возле ведущей в ванную двери – надеюсь, от ее вида с ним никакого футурошока не случится? – я вернулся на кухню.

Плеск в ванной прекратился, тихонько скрипнула дверь, и минут через пять поручик появился на пороге кухни. Нужно признать, выглядел он в одежде двадцать первого века вполне обыкновенно, разве что, ну, жался как-то, что ли? И внутренне, что само собой разумеется, и внешне. Зато размер у нас оказался практически один в один. Мокрые волосы аккуратно расчесаны, хотя постричься-побриться не мешает. Не сегодня, разумеется.

– Ну, вот и я. Право, не знаю, как вас и благодарить.

– Бросьте, поручик. Присаживайтесь. – Я напрочь позабыл о всяком «высоком штиле». – Вот бульон и сухари, ешьте. Ничего другого пока предложить не могу, надеюсь, понимаете, что более сытная пища вам сейчас противопоказана. Приятного аппетита. И оставлю вас на время.

– Премного благодарен. – Поручик попытался встать с табурета, однако его пошатнуло, и он торопливо опустился обратно. – Простите…

Зайдя в ванную комнату, я забросил аккуратно сложенные на полу френч и галифе в стиральную машину. Разумеется, предварительно вытащив из карманов потрепанную картонную книжку удостоверения, совершенно истертые на сгибах пожелтевшие бумажки и какую-то небольшую тяжеленькую вещицу, аккуратно замотанную в грязный носовой платок – награда, что ли, какая-то? Отцепил от лацкана нагрудный знак полка, знак Ледового похода (ого, битый вояка, оказывается!) и Георгиевский крест с лавровой ветвью на замурзанной ленточке. Что именно означает эта самая ветвь, я точно не помнил, вроде бы что-то связанное с выбором или ходатайством нижних чинов за своего командира. Вспомнив еще кое о чем, я, ругаясь, вытащил френч обратно и отстегнул погоны с вышитой старославянской литерой «Д» и тремя маленькими серебристыми звездочками – глупо бы вышло, если б забыл. Вот теперь вроде все. Ну, не срезать же еще и пуговицы, честное слово? Испортятся, так испортятся, хрен с ними. Кстати, интересно: левый карман френча аккуратно заштопан – такое чувство, что сюда ударила пуля, уж больно дырка характерная, крестообразная, повидал подобное в свое время. Если это так, как же поручик выжил? Или я ошибаюсь? Впрочем, ладно, не самая актуальная проблема на данный момент…

Вернувшись, заглянул на кухню: поручик уже покончил с бульоном и сухарями и сейчас допивал чай, глядя перед собой вконец осоловевшими глазами. Тщательно вымыв руки, присел напротив:

– Покушали? Вот и отлично. Давайте-ка по рюмочке крымского коньячку – недурственного, кстати, товарищ из Севастополя презентовал! – и на боковую. То бишь спать. Можете считать это исключительно врачебным предписанием, хоть я и не совсем доктор.

– Пожалуй, не откажусь. – Он определенно держался из последних сил. – Коньяк… какое замечательное слово… из прошлого. Прошлого, которого нет и уже никогда не будет.

– Да уж, – хмыкнул я, разливая янтарный напиток. – Ну что ж, Николай Павлович, давайте, что ли, за знакомство?

– С удовольствием. – Поручик поднял рюмку. – За знакомство и вашу неслыханную, поистине христианскую доброту! Право, я даже не думал, что все окажется столь легко. Просто постучал, поскольку идти мне больше было некуда… да и не мог я, пожалуй, уже никуда идти, обессилел.

– Давно вы сюда попали?

– Часа два назад. – Поручик опустил голову на подставленную руку. Голос его ощутимо заплетался – и это от пятидесяти-то грамм! Хотя не в алкоголе, конечно, дело.

– Мы попали под артобстрел красных. Шестидюймовые гаубицы. Первый снаряд упал с недолетом, второй с перелетом, и я вдруг понял, что следующий будет мой. Вилка-с. Уже не хотелось укрываться, не хотелось куда-то бежать… ах, впрочем, глупо все это, как же немыслимо глупо! Мы проиграли, это понятно. Народ нас не поддержал, он пошел за большевиками. А все мы – так, никому не нужный артефакт из прошлого, сказанья старины глубокой, право. Потом был взрыв, удар – и темнота. И вот я здесь. На своей улице, где некогда жил с маменькой. Я… простите, но как же устал…

Все-таки я успел подхватить его прежде, чем он сполз с табурета на пол. Блин, пожалуй, коньяк был лишним, гость и так бы уснул. Перебросив руку поручика через плечо, я дотащил его до заранее расстеленного дивана и уложил. Да уж, завтра, похоже, нам обоим предстоит тяжелый денек. На всякий случай вытащив из замка на входной двери ключи, я отправился в спальню, предварительно убедившись, что корейская стиральная машина, собранная в братском Китае, исправно уничтожает въевшуюся в английское мундирное сукно крымскую грязь и соленый белогвардейский пот.