Иван Слепцов - Изнаночные швы времени

– Это я тоже помню. Его как подменили, когда он в лагерь вернулся, – заметил Феликс и без всякого перехода объявил: – А какую нам торопчане медовуху выставили! Никогда еще такой не пил.

Торопчанам стоило быть благодарными. Появление отряда Олега избавило город от присутствия монголов. На приступ те не решались, но активно рыскали по окрестностям, не мешая сенокосу. И только со стороны Грядецкого озера появился разъезд, которым командовал Сребра, свернули лагерь, расположенный километрах в восьми к югу от города, на холмах между Соломенным и Заликовским озерами, и ушли в сторону Москвы.

Феликс еще собирался рассказать, как их «попугали для ускорения», Квира встрепенулась:

– Слушайте, а у меня тоже ведь есть, что показать!

Она покопалась в киктопе, и перед глазами ее спутников возник неподвижный болотистый пейзаж Оршинского мха: тонкие березки, скрюченные сосенки и багульниковый ковер до горизонта. Квира включила режим воспроизведения со скоростью месяц за пять секунд, и картинка стала динамичной: деревца росли, их заносило снегом, они поднимались чуть выше человеческого роста, погибали и падали, на их месте появлялись новые, такие же неказистые. На несколько секунд все затягивало дымом.

Пожары тут бывали частыми, но миновал малый климатический оптимум X—XIII веков 140, и торфяники перестали даже в апогей лета терять влагу, огонь появлялся реже, только в самую большую засуху. Людей тут долго не бывало. Впервые их присутствие обнаружилось в 1918 году.

Квира остановила ускоренное воспроизведение, и все увидели несколько десятков человек, которые, шатаясь, шли по болоту, оступались, падали и уже не поднимались. Никто никому не помогал.

– Что это? – спросил Феликс.

– Думаю, что они сошли с ума от голода, – ответил Норман. – Это же заря коммунизма. Продразверстка и прочие прелести. В Кашине с тысяча девятьсот семнадцатого по тысяча девятьсот двадцатый год население сократилось на треть, в Калязине – на двадцать процентов, в Лихославле…

Он не договорил, потому что Квира на чуть-чуть ускорила показ. А когда снова притормозила, счетчик времени на экране показывал 1942.08.12, к поверхности болота по глиссаде приближался небольшой самолет с красной звездой на фюзеляже. Шасси были выпущены: пилот, по-видимому, принял заросшую багульником поверхность болота за ровный луг и решил садиться.

– «Аэрокобра» 141, – определил Норман, пока самолет неуклюже цеплялся передним колесом за поверхность болота.

– А почему «Кобра»? – спросила Квира после небольшой паузы. – У нас вроде самолеты так не называли… Только буквы и цифры.

– Это американский самолет. Штаты и британцы поставляли нам военную технику, материалы для оборонной промышленности, продовольствие. Много чего 142.

Квира покраснела: для нее это была новость. Вторая мировая война в ее университетском курсе совпала с первой серьезной влюбленностью, а во время работы в ЦПХ ей ни разу не приходилось перебрасывать экспедиции в сороковые годы ХХ века, так что почитать о событиях того времени повода не было.

– Слушай, совсем ты не обязана это знать, – Норман поспешил справиться с ее смущением. – У нас ту войну миллион лет описывали только в категориях блистательных побед выдающихся полководцев, а про ленд-лиз достоверной информации даже в университетских учебниках почти не было. Мы можем, кстати, увидеть лицо летчика?

Квира приблизила кабину. Пилот не сразу подал признаки жизни, казалось, ему не удастся выбраться из погружающегося в болото самолета. Вдруг правая дверца кабины открылась, и летчик выбрался на крыло.

– Совсем мальчишка, – сказала Квира.

Норман согласился и пригляделся внимательнее к экрану:

– Повреждений, кстати, на самолете не вижу. Вполне возможно, пилот просто потерял ориентацию, кончилось горючее, он и сел, где придется.

«Аэрокобра» между тем погрузилась уже до половины фюзеляжа. Летчик решил спасаться. Идти не получилось – он сразу провалился по пояс в болотную трясину и с трудом поднялся обратно на крыло. Ползком оказалось сподручнее. По крайней мере, пределы зоны действия маячка он покинул живым.

– Как думаешь, выберется?

– Не знаю. Я бы без Саши не смог, – сказал Норман. – Квира, ты мне перешли в Париж эту запись. У меня там приятель, который занимается погибшими и пропавшими без вести в той войне. Полного списка по нашим до сих пор нет… Я ему передам, пусть посмотрит, есть ли что на этого парня.

Квира кивнула, хотя слова «мне в Париж» царапнули. Она снова запустила ускоренное воспроизведение, тормознув его ненадолго всего раз, когда понадобилось вспомнить, что такое «пропасть без вести». Это был 2034 год, когда экономическая автаркия, истощение материковых месторождений нефти и газа вкупе с неумением разрабатывать шельф заставили Кремль вспомнить о торфе и Оршинский мох подвергся массированному нашествию техники. Работать сюда направили, как выразился Норман, оказавшийся знатоком тех времен, «наследников первых пятилеток и студенческих стройотрядов», поэтому тракторы тонули, очень часто вместе с людьми, а гати, на которых должны были лежать узкоколейные железные дороги, разваливались, что увеличивало количество жертв. А когда дело дошло до осушения болот, то результат был прямо противоположным: несколько озер – Белое, Щучье, Глубокое, Песочное и Светлое – слились в одно, около тридцати километров в поперечнике.

– Все. Больше ничего, – подытожила Квира. – Потом только вода, вода и вода. Глобальное потепление добавило несколько метров глубины.

Она выключила свою запись. Ощущение левитации пропало. Сквозь стекло фюзеляжа видна была «сегодняшняя» вода и отражение в ней двух самолетов.

– Да-да, – раздался голос Андрея. – Да, это мы у вас на хвосте. Была бы у меня «Кобра», я бы вас – пух! И все – делиться не надо.

– Ты слишком высоко, – возразил Феликс, развернувшись к иллюминаторам в верхней части фюзеляжа. – Если бы у нас был Ю-88 143, то мы бы тебя из пулеметика… И все – делиться не надо.

– Ладно-ладно, вы нас даже не заметили, – откликнулся Андрей. – Давайте приземляться, чего время терять. У меня уже жадность чешется. Олег с вами?

– Нет, – ответила Квира. – Он поехал в Москву.

В прежнюю столицу Олег приезжал после каждой своей экспедиции. Собственно, не в даже Москву – ее он не любил, перенося на город свою ненависть к беспринципной династии местных князей. Приезжал он сюда ради небольшого памятника в центре города, поставленного в мае 2145 года.

Суперэкспресс «Рюрикова стрела» в 10:25, спустя полчаса после отбытия из Новгорода, вынырнул из тоннеля под своды вокзала, встроенного в здание Средних торговых рядов. Экипаж попрощался с пассажирами. Олег снял с глаз блайнфолд, надетый перед въездом в московские предместья ему было неприятно смотреть на нарочитую роскошь по соседству с огромными мусорными свалками.