Пол Андерсон - Год выкупа

Войдя следом за Кастеларом, Танаквил затворил за собой дверь.

Углы полнились мраком, на стенных росписях колыхались бесформенные тени. Мало что осталось от этих картин — монахи, ревнители христианского благочестия, постарались их соскоблить. Прибывшие с нынешним караваном ценности были сложены в передней комнате.

Вещи, доставленные караваном в этот день, находились в передней комнате. Они чуть сияли, ловя свет фонаря. Стоило прикинуть, сколько арроб драгоценных металлов собрано здесь, и голова пошла кругом. До сих пор он мог лишь изредка пожирать глазами индейские сокровища. Когда прибыл караван, офицеры войска Писарро торопливо развязали тюки и оглядывали содержимое — убедились, что все на месте, — а затем свалили выкуп как попало. Завтра вся эта партия драгоценностей будет взвешена и перенесена к остальным. Кругом валялись куски веревок и ткани.

Брат Эстебан опустил фонарь на глиняный пол и встал на колени. Вот он взял золотую чашу, поднес ее к тусклому светильнику и, качая головой, что-то пробормотал. Должно быть, огорчился, что на чаше вмятина, что изувечены изображенные на ней фигурки.

— Когда наши люди принимали сокровища, кто-то по неосторожности обронил эту вещь, а то и отшвырнул пинком.

Уж не от гнева ли дрожит голос монаха?

— Ну разве можно обращаться с произведениями искусства, как со скотиной?

Кастелар взял у Эстебана чашу и прикинул на руке ее вес. Добрая четверть фунта!

— С чего бы им церемониться? — спросил он. — Все это скоро будет переплавлено.

— И верно, с чего бы? — с горечью проговорил монах, а через несколько мгновений добавил: — Кое-что мы все же оставим в целости, для нашего императора, — вдруг он заинтересуется. Я отбираю самые лучшие вещи, надеясь убедить Писарро, что их необходимо сохранить. Но он соглашается редко.

— Почему он должен соглашаться? Золото есть золото, а эти туземные божки — не более чем мерзкое непотребство.

Серые глаза монаха взглянули на воина с укором.

— А мне казалось, вы мудры… и способны понять, что у рода человеческого есть разные способы… восславлять Господа через красоту творимого ими. Вы же образованный человек?

— Латынь. Чтение, письмо, счет. История с астрономией по верхам. Боюсь, почти все давно вылетело из головы.

— А еще вы много путешествовали.

— Дрался во Франции и Италии. Научился болтать на тамошних языках.

— Мне показалось или вы действительно освоили еще и язык кечуа?

— Самую малость. Лишь для того, чтобы туземцы не могли при мне прикидываться дурнями или сговариваться о каком-нибудь жульничестве. — Кастелар заподозрил, что из него осторожно и лукаво вытягивают сведения, и переменил тему: — Вы говорили, что описываете все ценности подряд. Где же перо и бумага?

— У меня отменная память. Потом, вы сами справедливо заметили, что эти вещи вскоре превратятся в слитки. Так какой же смысл их описывать? Однако я должен удостовериться, что они не несут на себе колдовских заклятий и иной порчи…

Ведя разговор, Танаквил одновременно сортировал различные предметы — орнаментальные украшения, блюда, сосуды, статуэтки; все они казались Кастелару уродливыми. Аккуратно их разложив, фрай Эстебан из своей поясной сумки достал еще одну необычного вида вещицу. Конкистадор склонился и напряг зрение:

— Что это?

— Реликварий. А в нем фаланга пальца святого Ипполита.

Кастелар перекрестился, но не отступил, а еще зорче всмотрелся в шкатулку.

— Вот, значит, как эта штука выглядит.

Мощехранительница была величиной с ладонь, края скруглены, на черной крышке перламутровый крест. В один из торцов вделаны два выпуклых кристалла — больше похожи на линзы, чем на окошки.

— Великая редкость, — пояснил священнослужитель. — Шкатулку оставили мавры, когда уходили из Гранады. Потом она была освящена этими мощами и получила благословение Церкви. Вручавший ее мне епископ утверждал, что она исключительно сильна против варварской магии. Мне удалось убедить капитана Писарро и фрая Вальверде, что проверка каждого драгоценного изделия инков с помощью этих святых мощей может принести пользу — и уж всяко не принесет вреда.

Монах устроился на полу поудобнее, выбрал золотую статуэтку, изображающую какого-то зверя, и, беззвучно шевеля губами, приблизил ее к кристаллам шкатулки. Проделав эту процедуру, он поставил фигурку на место и потянулся за другой.

Кастелар наблюдал, переминаясь с ноги на ногу.

Через некоторое время Танаквил хихикнул и произнес:

— А ведь я предупреждал, что это скучно. Мне еще на несколько часов работы, дон Луис, так что шли бы вы почивать.

Кастелар зевнул:

— Пожалуй, вы правы. Спасибо за любезность.

Но уйти он не успел — свист и последовавший за ним глухой звук удара заставили резко обернуться. А в следующий миг он остолбенел, не веря глазам.

Что-то появилось у стены. Какая-то массивная вещь, с гладкими обводами, с тусклой поверхностью, на вид сделанная из стали, с парой рукояток впереди, с двумя седлами без стремян. Кастелар видел ее со всей четкостью благодаря ярко светящемуся предмету вроде дубинки, который держал в руке один из наездников. Оба были в черной облегающей одежде, отчего лица и кисти рук казались неестественно бледными, невыразительными.

Брат Эстебан вскочил на ноги и выкрикнул несколько слов. Не испанских.

В это кратчайшее из мгновений от Кастелара не укрылась растерянность, отразившаяся на лицах незнакомцев. Даже если это колдуны, даже если черти из ада, они не всемогущи, им не тягаться с Господом и Его святыми. Шпага конкистадора вылетела из ножен.

— Святой Яго с нами — рази, Испания! — прокричал он старинный боевой клич своего народа, помогавший когда-то изгонять мавров в Африку.

Может быть, караул за стенами хранилища услышит этот призыв, и тогда…

Передний наездник вскинул трубку, она сверкнула, и конкистадор провалился в небытие.

Мачу-Пикчу!

Стивен Тамберли это понял, едва очнулся. Но тут же возникло сомнение: «Нет… Не совсем… Я знаю этот город не таким. Что за век?»

Он встал. Судя по ясности сознания и чувств, его вырубил выстрел электронного парализатора. Модель двадцать четвертого века, а то и более поздняя. Ничего удивительного. Куда больше его поразило появление этих двоих на машине, которая могла быть построена через тысячу лет после его рождения и никак не раньше.

Кругом вздымались знакомые островерхие горы: окутанные облаками, почти сплошь покрытые тропической зеленью и далеко-далеко, на огромной высоте, увенчанные снегом. Над головой парил кондор, ущелье Урубамба было затоплено золотисто-голубым сиянием утра. Однако внизу не заметно ни железнодорожных путей, ни станции. Единственная дорога, которую он видит, проходит здесь, и она построена инками.