Уилбур Смит - Смерть и золото

Всю операцию провели очень быстро, без ненужного шума и громких выкриков. Слышались только приглушенные команды да напряженное кряканье тяжело работающих мужчин, низкое гудение вспомогательных моторов, а потом глухой стук машин, опускающихся на палубу.

– Эти ребята знают свое дело, – одобрительно заметил Гарет. Потом он обернулся к Джейку: – Я сейчас пойду к капитану порта и оформлю все коносаменты. Отчаливаем через час или около того. – И он сошел с причала и исчез в темноте.

– Давайте-ка посмотрим, где нас разместили, – предложил Джейк, беря Вики за руку. – Посудина-то смотрится прямо как настоящий лайнер компании «Кьюнард» [16]. – Они поднялись по сходням на палубу и только теперь почувствовали жуткую вонь работоргового судна. К тому времени, когда Гарет вернулся после своих сомнительных переговоров насчет коносаментов, в которых теперь было указано, что судно везет груз медикаментов и машины «скорой помощи» для отделения ассоциации Международного Красного Креста в Александрии, остальные успели быстренько осмотреть единственную микроскопическую и очень вонючую каютку, которую Пападопулос предоставил в их распоряжение, и решили оставить ее тараканам и постельным клопам, которые уже давно там поселились.

– Плавание займет всего несколько дней. Думаю, будет лучше на открытой палубе. Если пойдет дождь, можно укрыться в машинах. – Вся группа стояла возле фальшборта и смотрела на удаляющиеся и исчезающие в ночи огоньки Дар-эс-Салама, и Джейк обращался ко всем. Под ногами ритмично постукивал дизель, палубу обдувал приятный прохладный бриз, унося прочь застарелую вонь невольничьего судна.

Вики разбудил яркий свет звезд, бьющий прямо в лицо. Она открыла глаза и уставилась в небо, сиявшее всем великолепием бескрайней Вселенной, где моря и океаны жемчужного света переливались и сверкали, освещая весь небесный свод.

Она тихонько вылезла из-под одеял и подошла к борту. Море тоже блестело и переливалось разными оттенками черного цвета, каждая волна казалась вырезанной из тяжелого драгоценного металла, украшенного бесчисленными отражениями звездного света, и все это пронзал нос корабля, поднимая волну, которая фосфоресцировала и сияла потоком зеленоватого пламени.

Морской бриз мягко ласкал ей лицо, как нежное прикосновение любовника, и шевелил волосы, над головой что-то шептал распущенный грот, и при виде всей этой красоты в груди у нее возникала почти физическая боль.

Когда сзади бесшумно подошел Гарет и обнял ее за талию, она даже головы в его сторону не повернула, а просто прижалась к нему спиной. Ей сейчас не хотелось ни о чем спорить, даже поддразнивать его. Как она сама написала в своем репортаже, очень скоро она вполне может погибнуть, а ночь была так прекрасна, чтобы дать ей пройти просто так.

Ни он, ни она не произнесли ни слова, только Вики вздохнула и чуть вздрогнула, почувствовав, как его руки, ласковые и опытные, скользнули под ее легкую хлопчатобумажную блузку. Прикосновение было нежным, как дующий с моря бриз, и ласкающим.

Сквозь тонкую ткань она ощущала его теплое и упругое тело, прижимающееся к ней, чувствовала, как вздымается и опадает при дыхании его грудь.

Она медленно повернулась, не пытаясь вырваться из его объятий, и подняла к нему лицо, а он чуть наклонился и прижал к ней свое тело, отвечая на встречное движение ее бедер. Вкус его губ и исходящий от него мускусный мужской аромат только усилили ее возбуждение.

Ей потребовалась вся сила воли, чтобы оторваться от его губ и выскользнуть из объятий. Она быстро прошла по палубе туда, где валялись ее одеяла, и собрала их дрожащими руками. Потом расстелила их между распростертыми темными телами Джейка и Грегориуса, и только когда завернулась в жесткие и колючие складки и улеглась на спину, стараясь успокоить возбужденное дыхание, только тогда поняла, что Джейк Бартон не спит.

Глаза его были закрыты, он глубоко и ровно дышал, но она точно знала, что он не спит.

Генерал Эмилио де Боно стоял возле окна своего кабинета и смотрел на жалкие крыши города Асмара и на огромный нависающий над окрестностями массив высокогорных районов Эфиопии, виднеющийся вдали. Он выглядел как хребет исполинского дракона, подумалось ему, и он подавил возникшую в руках дрожь.

Генералу было семьдесят лет, так что он живо помнил судьбу предыдущей итальянской армии, что вторглась в эти горные твердыни. Битва при Адуа [17]до сих пор оставалась позорным пятном на итальянском боевом прошлом, и сегодня, сорок лет спустя, этот кровавый разгром современной европейской армии все еще не был отомщен.

И вот теперь судьба определила его для отмщения, и Эмилио де Боно совсем не был уверен, что эта роль ему подходит. Ему бы гораздо больше понравились такие войны, в которых не было бы пострадавших, убитых и раненых. Генерал был готов идти на любые затраты, лишь бы никому не причинять боли или просто неудобств. Он избегал отдавать такие приказания, которые могли бы показаться их получателю неприятными. Он всегда гневно хмурился, когда ему предлагали операции, в которых кто-то мог подвергнуться опасности, и его офицеры уже давно приучились не предлагать своему командующему ничего подобного.

В сердце своем генерал был дипломатом и политиком, а вовсе не военным. Он любил видеть вокруг себя улыбающиеся лица, потому и сам все время улыбался. Внешне он напоминал бойкого и исхудавшего до худобы козленка, а его остренькая бородка послужила основанием для приклеившегося к нему прозвища Бороденка. А еще он неизменно называл своих офицеров «caro» [18], а рядовых солдат – «bambino» [19]. Он просто хотел, чтобы все его любили. Поэтому все время улыбался.

Но сейчас генерал отнюдь не улыбался. Утром он получил из Рима очередную шифрованную телеграмму, подписанную Бенито Муссолини. Текст ее был гораздо более категоричный, чем обычно: «Король Италии желает, а я, Бенито Муссолини, министр вооруженных сил, приказываю вам…»

Внезапно генерал ударил себя кулаком в украшенную орденами и медалями грудь, чем страшно удивил капитана Креспи, своего адъютанта.

– Они ничего не понимают! – горько воскликнул де Боно. – Просто замечательно – сидеть себе в Риме и настаивать на ускорении приготовлений. И кричать: «В атаку!» Но они же не представляют себе полной картины, не видят того, что видим мы, когда смотрим на тот берег реки Мареб, на кишащие толпы врагов!

Капитан подошел к генералу и тоже посмотрел в окно. Здание, в котором в Асмаре размещалась штаб-квартира экспедиционной армии, было двухэтажным, и кабинет генерала находился на верхнем этаже, откуда открывался широкий вид на подножие гор. Капитан, скривив губы, обозрел окрестности и не заметил никаких кишащих толп врагов. Территория представляла собой огромное пустынное пространство, постепенно поднимающееся к сверкающему солнечным светом небосклону. Глубокая авиаразведка не обнаружила никаких скоплений эфиопских войск, а надежные разведданные утверждали, что император Хайле Селассие приказал своим немногочисленным и неопытным боевым подразделениям не подходить к границе ближе чем на пятьдесят километров, дабы не давать итальянцам повода для вторжения.