Владимир Синельников - Приключения порученца, или Тайна завещания Петра Великого (СИ)

Алёха был уже казаком двадцати годов, уже и баб повидал довольно, но как-то повстречал он Таньку у Дона, поил коня, а она стирала. Глянула из-под светлых бровей, полоснула серыми глазищами, сердце так и захолонуло. Всю ночь не спал, ворочался и думал, думал. На следующий день, под вечер уже, зашёл к Зиминым на баз, вызвал Танюшку на крыльцо и прямо, без обиняков, в лоб и спросил:

– Пойдёшь за меня?

Сперва зарделась, голову вскинула, глазами зыркнула, потом глаза опустила, прикрыла их ресницами и прошептала едва слышно:

– Пойду…

На следующий день Алёха заслал сватов. Мать пыталась голосить, заламывать руки, отец, молча, курил люльку, но Алёха уже давно силу в доме взял, никто уже и перечить ему не смел. А сватами были Сашка Малой, да Серёга Гиря, подельники Алёхины по злодейству его. Отговаривать не стали, но и не одобряли. Короче, всё вышло, как тому положено. Уж сколько лет-то прошло, а жену свою, Татьяну Макаровну, полюбил Алёха всею душой, прикипел к ней и детишкам своим, уж взрослым казакам, а ныне уж и дворянам.

И прожили они счастливо и беззаботно почти год, родила Татьяна сына, Кириллом, в честь деда назвали, как тут начались великие события. Задумал царь русский, Пётр Алексеевич, воевать Азов-город.

Дон выставил под Азов 5120 человек. Остальные полки были выдвинуты против враждебных калмыков, ногаев, черкесов и Крыма. Пока русская армия и флот были на пути к Черкаску, донские казаки в числе 250 челов. с атаманом Леонтием Поздеевым сделали поиск в Азовское море, схватились с двумя большими турецкими военными кораблями и потопили их вместе с людьми и грузом, не потеряв в этой геройской схватке ни одного человека 373).

372) Акты Лишина, № 114, т. I. Грамота на Дон 4 февр. 1696 г.

373) Доп. к деян. Петра Великого, т. IV, стр. 157.

Казаки в этой схватке действовали по своей инициативе. Несмотря на страшную пушечную пальбу с кораблей, казаки ухитрились сцепиться с ними, прорубить им бока и потопить, без потерь в людях. Сравнить: русские военные люди в первом походе под Азов тонули на берегу моря, а казаки в битве в открытом море остались без потерь.

Атаман Поздеев донес царю, что по его разведкам в Азовском море показался турецкий флот, состоящий из 15 хорошо вооруженных кораблей, 13 больших галер и 13 полугалер с вспомогательными для Азова войсками и разными снарядами. Петр приказал не допустить эти суда к Азову и с этой целью двинул к Каланчам два своих военных корабля, 23 галеры, 2 галиота и 4 брандера. Оттуда царь хотел проплыть с 16 галерами Кутерминским гирлом в море, но по случаю убыли воды от северо-восточного ветра пройти не мог. Гордон говорит, что Петр возвратился из этой рекогносцировки грустным и удрученным; что он видел сильный турецкий флот, но не счел благоразумным напасть на него и повернул обратно. И действительно, как мог схватиться на море русский, наскоро сколоченный из сырого дерева флот, при неопытном экипаже, с военными турецкими кораблями, построенными лучшими венецианскими мастерами и вооруженными хорошей артиллерией западных образцов, с испытанным в боях экипажем, состоявшим из страшных янычар. Есть от чего быть грустным и удрученным. Но на что не годился русский неуклюжий флот, говорит историк деяний Петра I, на то решились «пираты этой местности – донские казаки. Они на 100 летучих своих стругах притаились в камышах за островом Канаярским и подстерегли приблизившегося врага, имевшего направление к Азову.

Битва была страшная и ужасная. Казаки, как степные орлы, налетели на турецкий флот со всех сторон, потопили и сожгли много судов, схватываясь с ними на абордаж, остальные рассеяли и обратили в бегство. Эта битва стоила туркам очень дорого: кроме сгоревших и утонувших, они потеряли до 2 тыс. убитыми. Казаки взяли в плен 270 человек и одного агу. Из судов в бою взято 10 полугалер, а 10 больших судов, загнанные на мель, сдались. На захваченных судах найдено 50 тыс. червонцев, сукна на 4 тыс. человек, множество военного снаряжения, 70 медных пушек, 3000 бомб, 4 тыс. гранат, 80 бочек пороха, большое количество свинцу, сабель и другого оружия. Эта первая победа, победа не русского флота, а донских казаков, была торжественно отпразднована. Деньги, сукно и разную мелкую добычу царь пожаловал храбрым своим сподвижникам – казакам, а снаряды и оружие велел обратить в казну 374.

Плавно текущие воспоминания прервались незапланированной остановкой, проверка документов, на Гатчине. Проверили паспорта, проездные документы. Абрам по-прежнему уставился в свою книгу и всё так же шевелил губами.

– Вот и первый день пути прошёл… – думал Алёха, скоро уж и в Париже будем.

– Дядя Алексей…, то есть господин обер-лейтенант, а ты в Париже бывал? спросил Абрам.

– Да нет, не приходилось, В Амстердаме, в Лондоне, даже в Касабланке бывал, а вот в Париже не приходилось. Говорят весёлое место. Помойка всей Европы. Говорят бабы там доступные и очень по ихнему бабскому делу мастеровитые…

– Меня это мало интересует, нет, конечно, интересует, но Париж это центр науки, философии и искусства, это для меня всего важнее…

– Ой не бреши, сынок, ты свою африканскую породу никуда не скроишь, что ж я не вижу, что ли, как ты на молодух заглядываешь… Ну ничего, ничего, государь тебя обженит скоро, сам тебе невесту подберёт, сначала, правда, сам опробует, а потом, если ему понравиться, то тебя на ней обженит…

– Не смейся, дядя Лёша, наш государь не такой. Он очень умный, он хочет для России только добра, и он несёт просвещение и культуру. Он сделает наше отечество самой богатой, самой счастливой страной в мире, вот увидишь!

– Счастливой, вот это навряд ли… – подумал Алексей, но промолчал, а про себя подумал – Чего уж с ним спорить, Абрам – парень ещё молодой, идеалистический, жизни и смерти ещё не видел, тем паче и убивать не приходилось. Дай бог и не придется. Не приведи господь попасть ему на жернова власти. Упаси его душу чистую от супостатов и властолюбцев.

Так приятно пришел первый день пути. Ничего не предвещало им ни опасностей, ни злоключений. Далее путь их лежал, на Нарву, далее на Ревель, Ригу. Потом через Кенигсберг, через Польшу, на Данциг, и далее… Дорога не столь длина, но приятна и познавательна.

Перед сном, на постоялом дворе, в голове Алексея опять пронеслись цепью события его молодости. Он подумал: «Вот ведь как получается, что недавно было и не вспомнить вовсе, а то, старое, помнишь каждую минуту, все лица и события вновь и вновь проходят через сердце, и не отогнать их и не пересилить. Сколько пришлось ему пережить, сколько душ он загубил, безвинных и виновных, сколько крови человеческой пролил? А всё для чего? Ради службы? Да пропади она пропадом эта служба, если так сердце рвёт. Кто он есть? Раб государев, за жизнь своих близких трепещет, а сам же и души невинные губит. Ну за что он погубил, тех бедных цыган, молодых влюблённых и прекрасных, в жарких молдавских степях? А этого молодого казачка Стёпку, который к невесте его Татьяне Макаровне клеился. Ещё до его, Алексея, сватовства клеился. Это он, Алёха, увёл у него девку, а не он. А я его безвинного же и погубил. Нет мне прощения. Видать гореть мне в геенне огненной на сковороде, за все грехи мои.