Екатерина Тильман - Пятое время года

Юля видела, что Евгений не шутит. Но зачем нужно расставаться как раз тогда, когда больше всего нужна поддержка?

– А затем, – объяснил, уже едва сдерживаясь, Евгений, – что если мы исчезнем все трое, то этого никто и не заметит. Во всяком случае, не сразу заметят. И тем более, никто не заподозрит, что с нашим исчезновением не все гладко.

– А если я уеду...

– То из родительского дома тебя будет гораздо труднее изъять. За тобой, конечно, будут следить, но не более того. Впрочем, на всякий случай будь осторожна...

– Я-то буду осторожна, – мрачно заметила Юля, – а вы?

– За нас не бойся. Я не собираюсь сидеть и ждать, пока за мной придут. У СБ тоже есть уязвимое место – его-то я и попробую пощекотать... Впрочем, об этом потом, ты мне для этого тоже понадобишься. И еще запомни одно – никому не слова! Ни родителям, ни друзьям, ни Сэму. Сэму – особенно!..

Юля подавленно кивнула. Еще в «Лотосе» ее предупреждали: близость с Евгением принесет несчастье... и похоже, давнее предсказание Юргена начало сбываться!

«Мой дорогой коллега!

Я давно называл тебя так в последний раз, и, боюсь, никогда больше не назову. Мне очень не хотелось верить, что придется когда-нибудь обращаться к тебе и другим моим бывшим товарищам по работе с таким письмом, но увы! Если ты читаешь сейчас это письмо, если оно к тебе попало, это значит, что подтвердились худшие мои опасения. И тогда очень прошу: прочти его до конца. Оно вполне может оказаться моим завещанием, да и тебе – кто знает! – вдруг окажется небесполезным...»

...Евгений отложил ручку и перечитал написанное. Немного патетично – ну да это и к лучшему. Пусть бывшие коллеги почувствуют то же, что и он, представят себя на месте пострадавшего товарища! А уж воображение у профессиональных исследователей хорошее...

Руководство СБ – и в первую очередь Гуминский – панически боялось громких скандалов. Это и был тот шанс, который намеревался использовать Евгений. Сначала он вообще хотел оповестить о себе весь белый свет – два-три знакомых журналиста без труда донесли бы «завещание» до самой широкой общественности! Но, представив себе все возможные последствия, Евгений ужаснулся и решил ограничиться «широкой оглаской в узком кругу» – распространить свое послание только среди рядовых исследователей СБ.

Впрочем, результат обещал быть вполне действенным. «Свобода науки» в СБ всегда ценилась особо: следствие двусмысленного положения ученых внутри секретной спецслужбы. Насилие над наукой – а именно так Евгений собирался представить свой арест – неминуемо вызовет такое возмущение, что придется отпустить пленников во избежание еще более широкой огласки!

То, что последнее время Евгений не поддерживал отношений ни с кем из бывших коллег, не смущало его. Наоборот, было легче обращаться в письме не к одному-двум приятелям, а как бы сразу к широкой аудитории – ведь адресатов будет, ни много ни мало, больше трех десятков!

«...Итак, попробую по порядку.

Прежде всего, я представляю, сколько кривотолков вызвал мой внезапный «уход» из СБ.

На самом деле это было просто беспардонное увольнение, вызванное моим категорическим несогласием с вмешательством в мою работу, которую я достаточно уверенно считаю в своей компетенции. Здесь я могу ошибаться, дело субъективное, но, во всяком случае, грубых нарушений субординации я не допускал.

Не знаю, как это все было представлено – и были ли вообще какие-то объяснения. Конечно, я поступил не очень красиво, никому ничего не сказав, но на это были причины, и, поверь, достаточно веские. Возможно, я был не прав. Впрочем, я и сейчас не пытаюсь искать оправдания и аргументы или агитировать кого-то в свою пользу. Время для дискуссий ушло, и боюсь, безвозвратно. Всякие споры и аргументации не имеют теперь никакого значения – пришло время действий!

То, что к тебе попало это письмо, означает только одно: мой подопечный эспер, я сам, а возможно, и моя жена, схвачены оперативной службой СБ...»

...Евгений запнулся. На самом деле он вполне рассчитывал уберечь Юлю от ареста, отправив ее к родителям. Но теперь он на какой-то миг представил, что и ее тоже сумеют схватить – и испугался смертельно! Нет, этого ни в коем случае нельзя допустить!

«...и в настоящее время содержатся без суда, следствия и какой-либо надежды на то и другое на одной из секретных баз, о существовании которых у нас всегда ходило столько упорных и настойчиво – не чересчур ли настойчиво?! – опровергаемых слухов...»

...Интересно, чем в действительности окажется пресловутая секретная база – комнатой прямо в институте? конспиративной квартирой? особняком? полигоном? И какую «программу исследований» там предложат? Во всяком случае, про Сэма наверняка постараются вытрясти все, что можно!

Жаль, что в письме эти вопросы тоже никак не обойти. Что ж, придется осторожно упомянуть Сэма – без лишних подробностей...

«...Тебе, конечно, интересно узнать, чем я заслужил такое интенсивное внимание к своей скромной персоне? Боюсь, что я тебя разочарую! Пока, насколько мне известно, все мои „прегрешения“ состоят в том, что после увольнения я осмелился самостоятельно продолжать исследование, которое мне не позволили довести по моему плану в СБ.

Его объектом был один мой старый знакомый эспер-эмигрант, точнее, некоторые его интересные способности в области предсказаний. Так получилось: очень давно я смог установить контакт с этим эспером и вполне успешно поддерживать его в течение нескольких лет.

Естественно, я не хотел никакого официального вмешательства, которое могло разрушить достигнутое такими стараниями доверие. Но меня не услышали, и предпочли заменить доверие на насилие – вероятно, сочли его более надежным средством!»

...Интересно, насколько далеко может зайти это насилие? Ведь он и Сэм окажутся в полной власти «исследователей» – которые сделают все, чтобы не допустить утечки информации! До какой степени «все»? Решатся ли они, если не останется другого выхода, убить опасного эспера? А нежелательного свидетеля в лице бывшего коллеги? Евгений вздрогнул и оборвал себя – так можно вообразить что угодно!..

«...Зачем я пишу все это тебе и другим, которые сейчас читают такие же письма (а может, даже, и не читают – наша оперслужба весьма, весьма проворна...)? Нет, я не прошу помощи, протестов или забастовок. Все, на что я рассчитываю, – это информация. Наши коллеги-пленители рассчитывают обработать нас „по-тихому“ – очень не хочется доставить им этой радости...»

...Кстати, для этого способ доставки писем следует продумать досконально – их ни в коем случае не должны перехватить! Ведь не исключено, что они окажутся главным залогом их безопасности во всей этой переделке...