Владимир Шкаликов - Колымский тоннель

Иннокентий зашевелился и стал грозен.

— А ты, Кешенька, выпьешь? — она уже заглядывала ему в глаза.

— Давай, однак-ко.

— Во-от, чокнитесь и выпейте… Давайте, давайте. В этом доме врагов нет. Все — люди! Завтра — как хотите, как договоритесь, а сегодня я тут командир. Та-ак, и я с вами… Ну-ка, за нашу Советскую Родину! Ура!

Выпила вместе с ними и продолжала тараторить, занимаясь ногой пленного:

— Кеша, Александру Васильевичу постелим в стайке, никуда он не убежит с такой ногой…

— Запру, однак-ко.

— Ну, иди, разбери там да постели ему шкуру медвежью. Пусть поспит по-человечески. — Прогнала мужа вместе с карабином и продолжала: — Вы не думайте, что все звери тут. Я вам верю, потому что вижу. Вы — герой, и вы это знаете. И знайте, что есть люди, которые вас считают героем. Кому по службе положено, — повысила голос для спрятанного любовника, — те пусть себе, врагом народа. А нам за это жалованье не платят, мы верим кому хотим. — Кончила бинтовать, встала и вдруг с торжественным поклоном объявила: — Дорогой Александр Васильевич! От всего простого народа спасибо вам за победу! Будет еще и на вашей улице праздник. Я — ваша Родина, и я вам верю. От имени Родины, — подскочила и расцеловала ему лицо. — Эти дураки будут вас в лагере мучить, а вы меня вспоминайте, и вам будет легче.

Вошел хмурый Иннокентий, оперся на карабин.

— Пошли, однак-ко.

Разведчик с трудом встал, сестра милосердия подхватила его за талию, а руку его правую забросила через свое плечо, чтобы ладонь поплотнее пришлась на развратную грудь. Чтобы муж всего этого не заметил, заставила его помогать с другой стороны, а то, что Краснов мог все видеть из-за занавески, ее, конечно, не заботило.

Краснов хотел выйти вслед за ними и скрыться в лесу, но вспомнил, что лайки Коеркова, хорошо с ним знакомые, обязательно выдадут. Пришлось натянуть сапоги, перевести автомат на одиночный огонь и остаться на ночь. Таких ночей у капитана Краснова еще не бывало. Ведь даже не заснешь! Он знал, что храпит во сне: верный способ заработать от Кешки пулю. Спать после долгой беседы со Светланой хотелось невыносимо. А ей, стерве, хоть бы что. Сейчас еще при нем, назло, займется Кешкой, чтобы потом сказать: "Видал, какой у меня мужик, не хуже тебя!" А уморит Кешку, еще в стайку сбегает, к герою: долг от имени Родины… Краснов называл ее про себя "сучкой двужильной" и множеством нецензурных слов, которых за годы работы с преступниками узнал на целую энциклопедию.

Ругаясь шепотом, он стал ощупывать свое убежище с намерением устроиться на всю ночь, чтоб было удобно и не простудно, а еще чтобы автомат ухватно лежал под рукой. Тут он вспомнил о зажигалке. Она была на месте и загорелась с первого раза. То, что он увидел, показалось странным. Он снова перевел оружие на автоматический огонь и, вытянув руку с зажигалкой, шагнул в черную пустоту. Рука уперлась в дверь с наброшенным крючком и без колебаний откинула его. За дверью пустота продолжалась.

"Хитер Кешка, — думал Краснов, ощупывая пол выдвинутой ногой. — Ни разу об этом даже не заикнулся. Наверно, он тут золотишко держит… Ишь, как додумался: прикрыл избой пещеру!" Он все время ожидал, что вот сейчас упрется в стену, однако прошел приставными шагами уже метров тридцать, а конца пустоте не было.

— Теперь назад уже нельзя, — пробормотал Краснов. — Пока дойду до занавески, они вернутся в дом.

Он прошел уже сотню шагов. Тоннель вел прямо. Краснов теперь не сомневался, что где-то впереди есть выход. На свободу.

— Подошва этой сопки — метров пятьсот. Самое большое — полчаса ходу.

Он погасил зажигалку и двинулся ощупью, осторожно ступая, водя левой рукой на уровне лица, трогая правой стену и усмехаясь тому эффекту, который произведет, явившись в дом со двора. Он скажет: "Иннокентий! Ты, однак-ко, на дальнюю заимку скоро собираешься?" Кешка скажет: "Однак-ко сегодня чуть не ушел". "Хорошо, что не ушел, — скажет Краснов. — У нас из-под конвоя враг народа сбежал, так ты смотри…" Тогда Коерков хитро усмехнется… А Светка? Интересно… Да ничего подобного! Краснов немедленно отправится сейчас в лагерь и ляжет спать. Только и всего. Зато завтра… Ох, разведчик, пожалеешь ты завтра, что родился…

Краснов крался во тьме уже с полчаса, однако пещера не кончалась и не кончалась. Стена под правой рукой, казалось ему, то уходила вправо, то оттесняла влево. Ноги тоже принялись обманывать Краснова: то они натыкались на каменный пол, будто шли наверх, то вдруг начинали его терять, и это означало спуск.

— Не шахта ли тут какая?

Время от времени Краснов чиркал зажигалкой. Слабеющий огонек высвечивал однообразно ровные стены со следами очень давнишней обработки и без малейшего намека на то, что здесь кто-то бывает. Ему казалось, что пройдено уже километра четыре. Но он не боялся. Раз нет ни одного бокового хода, значит в крайнем случае можно будет завтра без труда вернуться. К этой стерве.

Когда в зажигалке выгорел бензин, он, чиркая, сумел при искрах разглядеть циферблат "Победы": было около трех. Сколько он прошел за семь часов?

— Завтра посчитаем точно, — сказал Краснов. — А пока — отбой.

В пещере было немного душно и не так уж тепло, чтобы спать, но он сделал единственное, что оставалось: расстегнул ремень с ножом, снял телогрейку и снова опоясался, пристроив нож на животе, потом постелил телогрейку так, чтобы на одной поле сидеть, а другая прикрывала бы спину, и сел, вытянув ноги, упираясь спиной в стену, положив автомат поперек ног стволом туда, откуда пришел.

Доброй вам ночи, капитан Краснов.

— Просыпайся, автоматчик!

Голос был Светкин. В глаза Краснову бил свет.

— Куда? — Краснов был еще наполовину во сне. — Зачем? Рано еще…

Он сначала узнал керосиновую лампу с отражателем, потом разглядел красивое лицо Светланы, почти без следов усталости.

— Рано? — Она коротко рассмеялась. — Ошибаешься, начальник, уже послеобеда.

— А почему темно так? — Краснов огляделся.

— Эх, ты…

Она присела рядом с ним. И тогда он вспомнил все мгновенно. Он в бесконечном подземелье, сидит на каменном полу. Но Светлана?.. Ах, да, она прибежала за ним. С лампой да знакомым путем — часа за два…

— Что, ушел Кешка? — спросил он спокойно.

Она молчала и пялилась на него как-то странно.

— Пойдем назад? — спросил Краснов.

Она мотнула головой, села рядом и погасила лампу.

— Да что такое? — Краснов нашел ее плечо, притянул к себе, и тут же одна за другой ударили его несколько мыслей.

Сначала он удивился, что совсем не сердится на эту стерву, даже очень ей рад. Потом он удивился близости ее тела и тут же вспомнил то, что сразу не дошло при лампе: она была в одном халате. Значит, прибежала без всяких сборов. И назад нельзя… Значит, Кешка… Вот оно что! Теперь Краснов проснулся настолько, что вспомнил и про носки. Только сейчас о них и вспомнил. Он целое лето мотал портянки на босую ногу, а вчера впервые, по холоду, надел носки. И забыл их рядом с кроватью, когда прятался в чулан.