Владимир Романовский - Польское Наследство

– Вот, это Род … А то – Даждьбог … А вот Перун, бог всех воинов.

Несмотря на закатное время, тут и там попадались навстречу прохожие. Хелье спрыгнул с повозки, повел лошадь в поводу, и осведомился у первого встречного о местонахождении постоялого двора. Встречный показал рукой и не стал вдаваться в подробности, что показалось Хелье странным, поскольку поляки любят в них, подробности, вдаваться.

Монахи переговаривались тихо, а Дир, устав объявлять имена богов, задремал, привалившись к борту повозки. Попадались неказистые домики с соломенными крышами, не слишком живописные. От недавнего ливня почва все еще была сырая и местами скользкая.

Постоялый двор обнаружился на пологом склоне, ведущем к широкой реке, со столбиком во дворе, с черепичной крышей, с трубой, из которой пригласительно струился прозрачный, приятно пахнущий дымок. Хелье удовлетворенно отметил наличие неподалеку, у берега, старого большого парома – квадратной посудины с мачтой и дряхлым парусом.

Единственную в Бродно церковь сожгли во время первой волны восстаний, полтора года назад.

Хозяин постоялого двора принял гостей, неприветливо глянул на монахов, но с радостью взял с Хелье плату и вскоре подал ужин, состоящий из непонятных однородных блюд, отдаленно напоминавших мясные. Монахи и Дир ели с удовольствием, а Хелье кривился и ворчал.

– Привередливый ты стал, Хелье, друг мой, – заметил ему Дир. – Стареешь, что ли? Жизнь походная – мы в свое время и не такое за обе щеки уминали.

– Где это? – осведомился Хелье.

– Да везде.

– Не помню. И вообще мне Полония разонравилась.

– Смирение, мой друг, смирение.

Хелье насмешливо на него посмотрел.

– Эка тебе голову задурили наши попутчики за эти несколько дней. Не хочешь ли стать священником? Из тебя бы неплохой священник получился.

– Ничего не задурили, – возразил Дир. – Смирение – хорошее качество не только в христианском понимании. Смирение сродни стойкости, неприхотливости, и упорству. У греков были стоики, например.

– И вазы с рисунками у них были.

– Не ворчи.

– А вот у нас в Ростове, – начал Исай, – в это время года…

– Я пошел спать, – грубо перебил его Хелье. – Вы сидите, хвестуйте, сколько вам влезет, обжоры.

Дир засмеялся, и монахи тоже улыбнулись.

Диру действительно нравилось беседовать с монахами – занятные оказались ребята. И спорили они спокойно, без криков, объясняя и разъясняя, что к чему.

– Ну так вот, значит, – сказал Дир, отпив из кружки, – все-таки я не понимаю, что хорошего, если злу не сопротивляться. Я согласен, что Иисус был очень хороший человек, а если он, как вы говорите, сын Создателя, так это вообще просто … даже не описать, и что он своею кровью искупил грехи всех живущих. Уж это всем подвигам подвиг. Но вот все-таки насчет того, что злу нельзя сопротивляться – не понимаю я. Зло тогда распространится на весь мир, везде будет только зло.

– Сопротивляться нужно, – объяснил Андрей. – Но только по-другому.

– Это как же?

– Не ильдом и свердом, а по-другому.

– А другого и нет ничего. Вот Иисус говорил – если бьют по одной щеке, подставь другую. Ну так и по другой врежут.

– А ты терпи.

– Так ведь безнаказанно будет зло. И все больше будет наглеть.

– Нет.

– Как же нет!

– Матвей, скажи, ты у нас самый красноречивый.

Матвей, любивший помалкивать, посмотрел на Дира.

– Если злой человек тебя ненавидит, – сказал он, – и ты будешь его ненавидеть его в ответ, зло ненависти умножится на два. А если ты его будешь в ответ любить, может он устыдится своей ненависти, и зло исчезнет.

– Чего ж ему стыдиться?

– Ну вот к примеру человек совершил зло по отношению к тебе.

– Так.

– Если ты в отместку ему тоже совершишь зло, он, человек этот, не станет ведь лучше.

– Это смотря как … Если хорошо проучить, так он в следующий раз подумает, совершать ли зло.

– То есть, он перестанет делать зло из страха.

– Ну да, – сказал Дир.

– И затаит зло внутри себя.

– А от затаивания зла внутри себя никакого вреда никому нет. Вред от проявлений зла, – отметил Дир.

– Нет, вред от того, что зло в душах.

– Не понимаю, – сказал Дир. – В душах, в душах … Чистые души, нечистые души … Что-то у вас, парни, сложно все.

– Нет, все просто, – вмешался Исай. – Если человек устыдился своего поступка, значит, он стал лучше. Душа у него чище стала. Стыд заставляет мучиться духовно, и это очищает душу.

– Не заметил что-то. Мне, когда стыдно, – разоткровенничался Дир, – так только одно желание и есть – как бы скорее перестало быть стыдно. Бывало, сижу у себя в оранжерее, вспомню что-нибудь – так места себе не нахожу. И думаю – долго еще? Так порой прихватит, так прихватит…

– Это понятно, – сказал Исай. – Кто ж хочет долго мучиться! Но именно это и останавливает зло. В следующий раз, прежде чем совершить злой поступок, человек вспомнит о своих давешних муках совести, и крепко подумает – а стоит ли этот поступок таких мук?

– Но ведь тогда получается, что опять же он боится совершить такой поступок из страха, – логично заметил Дир.

– Да, но из страха перед духовной, а не физической, расплатой. Физическая расплата – когда есть, а когда нет, а духовная, как началась, так все сильнее. Людей бояться – это просто трусость, со всеми бывает, ничем не примечательное чувство. Бога бояться – благодать.

– Да при чем тут Бог, если просто совесть мучает?

– А совесть – чувство божественное, Создателем тебе данное.

– Так уж самим Создателем?

– Ну не на торге же ты ее купил себе.

Дир засмеялся, и монахи тоже хмыкнули. Славные парни, веселые, никого не обижают. Раньше Дир думал, что только воины бывают славные. Эти – не воины. А приятно с ними.

– А вот вы мне рассказывали, что когда Иисуса схватили, один из учеников выхватил сверд и отрубил стражнику ухо. Значит, сверд он все-таки с собой носил, несмотря на непротивление.

– Он был слаб, – сказал Исай.

– Но Иисус все-таки с ним дружил?

– Иисус со всеми дружил, и с сильными, и со слабыми. Все мы дети Создателя, и все мы Создателю дороги. Ты вот сам, Дир, скажи – были у тебя в жизни минуты слабости?

– Для воина это обычное явление, – ответил Дир. – Нужно только уметь слабость преодолеть.

– Но ведь она не сразу преодолевается?

– Как когда. В бою – так просто нет времени об этом думать, преодолеваешь сразу. А в жизни оно сложнее, наверное.

– Дир, а ты видел Владимира? – спросил вдруг Матвей.

– Какого? Крестителя?

– Да.

– Видел, конечно.

– И говорил с ним?

– Конечно, говорил. Однажды мы с Хелье дочку его из беды выручали, так он с нами поехал.

– Выручали из беды? Расскажи!

– Нельзя. Если Хелье согласится, тогда расскажу, а без его разрешения – нельзя никак. Может, это тайна какая великая.