Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)

– Галь, ты понежнее бы по щекам-то!

– Румянее будет… Надо бы ей косынку развязать. А то таким узлом затянута… Ой!

Я во все глаза уставилась на склонившуюся надо мной женщину – сразу и не поймешь, какого возраста. Сейчас – в войну, в блокаду – мы все стали похожи, и старухи, и молодухи. Хотя она все же старухой не была – серебристых прядей в тяжелой рыжеватой косе было не больше чем на треть.

За ее плечом возникло другое лицо, мужское. Этот человек точно был немолод: волосы почти все седые, кожа на исхудавшем лице исчерчена жесткими морщинами, глаза… потухшие глаза. Даже на меня, судорожно вцепившуюся в руку женщины, потянувшейся к моему платку, он смотрел без удивления. А вот женщина была удивлена и несколько нерешительно оглянулась на него.

– Очнулась? – спросил мужчина меня.

Я кивнула. Все тело было напряжено, и открыть рот и ответить оказалось очень сложно.

Мужчина, видимо, понял, потому что осторожно, по одному, принялся разжимать мои пальцы, сцепленные вокруг запястья женщины. Смотрел он при этом мне в глаза.

– Помнишь что-нибудь? – спросил.

Я снова кивнула. Потом помотала головой.

Помню. Конечно, помню. Голубое небо, солнце, раскрашивающее яркими бликами стальные волны Невы, яркую июньскую зелень… Игоря в новой с иголочки форме, беззаботно смеющегося и уверяющего меня, что мне понравится в Москве. Ведь он там служит, и если я не передумала выходить за него замуж, мне придется поехать за ним. А я не передумала, просто я знаю, что буду очень скучать по этому городу. «Я добьюсь перевода сюда, и мы снова будем гулять в Летнем саду», – шепчет мне, словно великую тайну, Игорь, крепко обнимая. И мои плечи помнят тепло его рук…

И объявление по радио я тоже помню.

А потом…

– Меня зовут Дмитрий Иванович, – представился тем временем мужчина. – Это Галя… Галина Семеновна. Мы из Куйбышевской больницы [7]. Добровольный спасательный отряд, если можно так выразиться. Ходим после обстрелов, проверяем завалы. Вдруг повезет… Тебя вот нашли. Как зовут-то?

– Таня. – Как ни странно, голос не подвел.

– Вот и славно, будем знакомы, Таня. – Дмитрий Иванович протянул мне руку.

Я, чуть поколебавшись, протянула в ответ свою, и он крепко ее пожал.

– Там кто-нибудь оставался? – деловито спросил он, все еще не отпуская мою ладонь.

Я покачала головой:

– Кажется, в квартире я была одна.

– Почему вы не ушли в убежище? – спросила Галина.

– Не успела. Задремала – и не сразу услышала сирену.

– Ничего, главное – жива осталась. – Дмитрий Иванович похлопал меня по предплечью и, отпустив руку, встал. – Найдем тебе жилье. Ты где работаешь?

– В библиотеке.

Галина усмехнулась. Грустно.

– Хорошая работа, – совершенно серьезно сказал Дмитрий Иванович. – Галя, найдем, куда пристроить?

– Конечно.

– Василич, ну что там? – оглянулся он куда-то себе за спину.

– Ни души больше. А карточки вот, Вовка нашел, глазастый.

– Хозяйке отдай.

Огромный, похожий на добродушного медведя в помятой и свалявшейся после зимовки шубе, Василич подошел ближе и подмигнул мне. Из-за его спины шустро выскочил пацан лет тринадцати, но, увидев меня, почему-то смутился и мои карточки и документы протянул мне уже медленно и глядя куда-то в сторону.

Я села, поправив платье на коленях, поблагодарила за находку. И подумала, что тетя Оля на моем месте бы сейчас расплакалась от радости: карточки же! Без жилья осталась – так хоть еда какая-никакая будет.

А я только потрогала узел косынки на груди. «Обещай мне».

– Пойдемте. – Галина взяла меня за локоть и помогла подняться на ноги. – Сами сможете?

Голова закружилась только на пять секунд.

Я кивнула – не быстро, но смогу.

– А то давайте понесу, – предложил Василич. – Я не обижу, спросите хоть кого.

– Я верю. – Я попыталась улыбнуться. Отчего-то сразу верилось, что такой человек, как он, не обидит. Но… – Я сама.

А от помощи Галины, которая продолжала поддерживать меня за руку, я отказываться не стала. Так и пошли, прислушиваясь к болтовне Василича, вздумавшего поучать Вовку, рассказывая о том, что, бывает, ждет людей под завалами. Парнишка что-то бурчал в ответ. Как я поняла, он в поисковом отряде уже давно и сам собаку съел в этих делах…

– Откуда это у вас? – едва слышным шепотом прервала мои мысли Галина, и ее пальцы коснулись кончиков моей косынки.

Я вздрогнула.

– Жених подарил.

– Когда на фронт уходил?

– Да. – Смысла скрывать правду я не видела, но и большего говорить не хотелось.

– А он?..

– Я не знаю, где он. Уже давно писем не получаю…

Галина крепко пожала мою руку, мол, держись, девочка, и замолчала.

Тем же вечером мне выделили комнатку в общежитии при больнице, а через неделю зачислили к ним в штат – в регистратуру. Я не очень-то хотела поначалу, но Дмитрий Иванович, услышав, что я хожу на работу на Петроградку, обозвал меня дурой и заявил, что это приказ.

«Книжки твои никуда не денутся. А мне хорошие люди тут нужны. Да и тебе самой попроще будет».

Проще – конечно. Я и сама последнее время думала, как зимой буду бегать на работу через Неву. Сейчас, в октябре, уже мороз и ветер, бывает, пробирают до костей, пока идешь по мостам. Что-то дальше будет…

И вот нежданная оказия.

– Почему вы мне помогаете? – удивилась я.

– Всем подряд людям не поможешь. Хоть кому могу… – как-то скомканно ответил он и отмахнулся, мол, о деле лучше давай говорить.

Хорошим человеком оказался он. Хоть и холодным и колючим с виду, а все ж хорошим. И я, чтоб не расстраивать хорошего человека, согласилась. А он все быстро устроил.

Дмитрий Иванович был заведующим хирургическим отделением. После того как довоенное начальство оказалось частью отозвано на фронт, а частью – эвакуировано в глубь страны перед самым началом блокады, получилось, что старшим в больнице оказался он. Хоть и любил повторять, что в руководстве ни бельмеса не понимает и предпочел бы и дальше работать руками. Галина – его зам по магической части – только усмехалась на это и говорила, что он лучший из всех начальников, какие у нее были, а их было много. Впрочем, подробнее она никогда не рассказывала – не из болтливых девушка была.

С Галей у меня отношения сложились странные. Вроде бы тоже хороший человек, чуткий, как врачу и положено. И справедливый – слова плохого от нее зазря не услышишь. И обо мне заботилась: поначалу каждый день приходила убедиться, что я хорошо устроилась на новом месте и теплых вещей у меня хватает. А все же чувствовалось в ней что-то не то .

Я – наивная дурочка – не понимала, пока мои соседки по общежитию не собрались открыть мне глаза. Мол, Иваныч, мужчина нестарый и холостой, глаз на меня положил и потому добился моего перевода к нему. А Галка просто ревнует. Я, конечно, возмутилась – больше из-за себя и из-за Дмитрия Ивановича. Не было у него ко мне интереса. Я хоть и юная, и неопытная, но такие вещи и без всякого опыта чуются. (Вот про Игоря я сразу все поняла – хотя он тоже долго вокруг да около ходил, пока не решился признание сделать.) А Галина… Галина могла рассуждать так же, как и мои соседки, и ревновать. Как бы сказать ей, что я ей не соперница?.. Но о таком разговаривать я не умела. И повода не находилось.