Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)

Этот сержант разительно отличался от свиты Иннокентия Януарьевича – прежде всего молодостью, ловко пригнанной формой, сапогами, что явно были еще сегодня утром надраены до зеркального блеска и до сих пор еще сохраняли его остатки, несмотря на беготню по приднепровским низинам. На груди – колодочки, медали «За отвагу», «За боевые заслуги»; за плечом вороненый ствол ППШ.

Сержант, как полагается, перешел с бега на строевой шаг, немного не достигнув начальства, зачастил, как из пулемета:

– Товарищ член Военного совета фронта, старший сержант Петров Сергей по вашему прика…

– Достаточно, братец. Эту гражданочку доставить в целости и сохранности прямо в наше расположение при штабе армии. Чаем поить! Горячим и сладким. Пока она там – глаз с нее не спускать, дежурить поочередно. Как только заметите хоть что-то необычное – немедленно ко мне. Ну, вы знаете.

– Так точно, товарищ член!..

– Достаточно, братец, я же сказал.

Сержант торопливо откозырял и махнул двум другим солдатам, поддерживавшим заклинательницу под руки.

– Идемте, – повернулся Иннокентий Януарьевич к своей свите.

За пеленой низких облетевших кустов на узком и мокром проселке их дожидались машины с охраной. Очень сердитый старший лейтенант в фуражке с малиновым околышем торопливо побежал им навстречу.

– Товарищ член Военного совета!.. Ну как же так можно? Товарищ Жуков… то есть, виноват, товарищ Константинов [2]приехали, они голову с меня снимут, не посмотрят, что мы по другому ведомству!..

– С товарищем Георгием Константиновичем мы уж как-нибудь сами разберемся, Илья, – прокряхтел генерал-полковник. – Не тряситесь так, дружочек.

– Нет-нет, товарищ член Военного совета, так нельзя! Я, как ваш начальник охраны, не могу допустить такого нарушения всех инструкций, и потому…

Досадливо поморщившись, Иннокентий Януарьевич прищелкнул пальцами, и старший лейтенант подавился на полуслове. Взгляд его обессмыслился, голова мотнулась из стороны в сторону; казалось, он вот-вот рухнет.

Гвардеец Мишель и казак Феодор Кириллович шагнули к нему, подхватили.

– Ничего не поделаешь, – недовольно бросил старый маг. – Порой они совершенно несносны, эти ребята из нашей же с вами собственной конторы… Возвращаемся в штаб, господа-товарищи, – с легкой брюзгливостью докончил он. – Разбираться… с этой гражданочкой. Как раз, если вы, Севастиан Николаевич, все правильно подсчитали, результаты ее, так сказать, усилий должны подоспеть. Или, во всяком случае, не сильно запоздать.

Штаб армии устроился в самом сердце маленького приднепровского городка, по какой-то случайности пощаженного войной. Ни наши войска, отходя в сорок первом на восток, ни немецкие, отходя сейчас, в сорок третьем, на запад, его не обороняли. Бои гремели севернее или южнее, а здесь все оставалось тихо.

Как член Военного совета фронта, приехавший в штаб одной из армий, Иннокентий Януарьевич вытребовал себе и своей свите отдельное помещение, и не частный домик, а пустую сейчас школу. Охрана – целый взвод автоматчиков – располагалась на первом этаже, а на втором – сам старый маг с пятью остальными офицерами.

Они все сняли полинялое, выгоревшее и прожженное, надев обычную форму. Все носили полковничьи погоны, грудь каждого украшал внушительный набор орденских колодок; и по одному взгляду на них можно было б и впрямь бросить что-то вроде революционно-презрительного «золотопогонники» или там «белая кость», если не старое-доброе «контра недобитая».

У всех – былая выправка, какую не обретешь на «краткосрочных курсах комсостава» или даже в «академии красных командиров». Такое вбивается с детства, со строевых занятий будущих пажей. Гвардеец Мишель выделялся даже на их фоне – хоть сейчас снимай в роли какого-нибудь «беляка» в очередном революционном фильме.

За окнами уже окончательно сгустилась ночная тьма. Парты составили в угол, принесли матрацы, расстелив их прямо на полу. Свита Иннокентия Януарьевича не жаловалась. Сам генерал-полковник обосновался в бывшей учительской. Казалось, ему не писаны никакие уставы и правила.

– Георгий Константинович очень-очень нетерпеливый человек, – с деланой усталостью в голосе проскрипел старый маг, входя в двери. Пятеро свитских поспешно вскочили. – Вольно, господа, вольно. Прошу садиться. Чай и что-нибудь к нему сейчас накроют. Все-таки исполнительность у большевиков на высоте, что уж там говорить. Как вспомню лето семнадцатого, всеобщий развал… так особенно ценить начинаешь.

Офицеры переглянулись. Выражение у всех было мрачным – похоже, они как раз и вспомнили то лето.

– Впрочем, господа, к делу. Георгий Константинович желает знать, как скоро наши с вами усилия дадут эффект… на том берегу. Он не собирается, как он выразился, жертвовать целой армией, бросая ее на неподавленную оборону. А у фашистов, – он сделал ударение на последнем слове, – там столько наготовлено, что, боюсь, никаких снарядных запасов наших не хватит. И по крайней мере четыре группы боевых магов в резерве. Да, не «зигфриды», но тоже неплохи. Букринский плацдарм, где у нас никакого успеха и только большие потери, – выражение Иннокентия Януарьевича осталось бесстрастным, похоже, «большие потери» его нимало не волновали, – повториться не должен.

Свита почтительно безмолвствовала. Старый маг окинул их взглядом и, похоже, остался доволен увиденным, потому что продолжил не без нотки самодовольства в голосе:

– Задача, господа, у нас простая. Чтобы не вышло ни Букрина, ни, прости господи, «наступления Керенского». Георгий Константинович, – вновь тонкая, ядовитая улыбка, – не любит вдаваться в специфические подробности. Ему важен результат. Он координирует стратегическую операцию нескольких фронтов, и мы, мелкий служилый люд, должны ответственному товарищу помочь. Вы, Мишель…

– Да, ваше высокопревосходительство?

– Ваши маячки на том берегу – насколько надежны?

Плечистый гвардеец по привычке вытянулся.

– Самое меньшее за еще двадцать четыре часа я ручаюсь, Иннокентий Януарьевич.

– Нам, господа, нужен результат… положительный результат, не позднее чем наступающим утром. Ночь уже началась, времени мало. Усилия нашей подопечной должны себя явить. Итак, какие есть предложения, как говорят у большевиков, «по ведению собрания»?

Офицеры вновь переглянулись, и Мишель сдержанно кашлянул в кулак.

– Помня товарища Жу… то есть товарища Константинова еще по Халхин-Голу, могу сказать, что результат ему нужно явить.

– Предложение, воистину подкупающее своей новизной, а также проработанностью механизмов воплощения, – поджал губы старый маг. – Конкретнее, Мишель, прошу вас, голубчик.