Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)

Нона сбегала в ванную, сполоснула лицо и вернулась к столу. За Зойкиной веселостью чувствовалось какое-то напряжение. Все еще под впечатлением от вчерашнего, Нона хорошего не ждала. Может, Зойка и смирилась с судьбой, принимает все, что связано с ее «магической» дочерью, как данность и не страшится того, что может произойти, – Ноне до такого смирения еще не одну ночь вздрагивать.

– Только вот я сказать хотела… – Зойка прокашлялась. Оля, до того весело вертевшая головой, опустила глаза. – Квартиру нам пока дать не могут. Если еще месяц-два мы тут у вас поживем…

Нона уже открыла рот, чтобы заверить, что не месяц-два – хоть два года живите, но что-то словно остановило ее, заставив промолчать. Вмешалась Нянька:

– У вас? Вот еще! Твоих матери-отца комната, такая же твоя, как и Нонкина! Жаль, после смерти Василия Ильича вторую комнату забрали, было бы просторнее. Да и так уместимся. И глупостей не городи! Сколько живется, столько и жить будете. Правда, Нона Васильевна? – угрожающе глянула старушка на Нону. Та кивнула, стараясь улыбнуться и не смотреть на Олю.

Что-то еще умеет девчонка? Что может выкинуть? Сутки назад она вторглась в их жизнь – а уже голосами мертвых разговаривала, людей лечила, военные маги по нескольку раз на дню заглядывают, соседи судачат… Вот окажется, что при полной луне она зверем оборачивается и людей грызет…

Оля подняла голову, послала тетке долгий тяжелый взгляд и отрицательно покачала головой.

«И мысли читает», – обреченно констатировала Нона.

Худенькая сероглазая беленькая, как ангел, Оля подхватила полускрой хлеба, намазанный вареньем, и, откусив громадный кусок, принялась жевать, смешно шевеля щеками и курносым носом, так что даже две тоненькие косички прыгали над щуплыми плечиками. Кто в таком фарфоровом херувиме заподозрит зло?

И все же два месяца – не такой уж долгий срок. Нона решила не брать работу домой, как можно меньше оставаться с Олей наедине, не думать при ней ничего крамольного и обиняком попросить у капитана Вино-градова какую-нибудь защиту – от воздействий и чтения мыслей. Хоть бы такое недоверие и обидело Зойку. По работе Ноне приходилось иметь дело с расчетами, которые не должны были попасть в руки не то что врагу, но и любому магу вне института. Виноградов уверял, что все секретное огорожено рунами, так что даже из памяти невозможно вынуть, но что, если Оля окажется рядом, когда Нона считает?

Мысль, что придется подольше задерживаться на работе, не показалась такой уж плохой. Устыдившись собственного малодушия, Нона рассердилась сама на себя – неужели оставит она старую няню, которая, хоть и бубнит постоянно, столько добра сделала им с Зойкой, одну с маленьким чудовищем?

«Кто знает, кого она там лечит, – подсказал внутренний голос. – Может, она мертвых поднимает. А потом голоса их предсмертные ее мучают, смерть их переживает за то, что вернула жизнь». И невольно кольнула крошечная тоненькая иголочка – может, где-нибудь среди тех, кого вылечила, достала из-за смертельной грани колдунья Оля или какой-нибудь еще маг, есть и Антон.

Соседский мальчишка Антон, ефрейтор артиллерии Антон Сергеевич Юрцев. Когда пришла похоронка его матери, они с Ноной сутки просидели, запершись в комнате. Юлия Львовна плакала, вспоминала его детские шалости и болячки, все переспрашивая: «Помнишь ли, Ноночка?» Нона все помнила, сидела с сухими до боли глазами. Из института приходили, кто-то крикнул раздраженно в коридоре: «Жениха у нее убили, ясно?! Проплачется и на работу придет!» Нона так и не заплакала, на следующий день пришла в институт и села за свои бумаги. Все знали, и потому никто ничего не спрашивал, а Нонка считала-считала-считала, словно цифрами плакала. Тогда и пришел к ней на помощь неуклюжий маг Крапкин – завалил работой так, что Нона по нескольку дней не бывала дома, ночевала в кабинете на кушетке. Другие маги стыдили Крапкина, но тот только очочками поблескивал и твердил, что дело безотлагательное, «три креста». Ему предлагали в помощь других математиков, знакомых с нужными разделами, но Крапкин уперся и едва не уморил Нону работой. Однако через три недели рассчитанное ими в четыре руки блокирующее заклинание, эффективное против живой силы и техники без введения дополнительных переменных, применил в самом разгаре операции «Суворов» генерал-полковник магии Иванов, один из ведущих магопрактиков Западного фронта, в результате чего был освобожден Смоленск. Крапкин получил благодарность от Министерства, Нона – новую гору работы, которую взвалили на нее маги, до той поры не считавшие, что девушка способна хорошо рассчитывать боевые заклинания повышенной сложности. Нону перевели в отдел капитана Виноградова под начало Елены Ивановны Спицыной, стали доверять все более серьезные данные, а работу попроще позволяли брать домой. Нона была этому рада – стоило вернуться мыслям об Антоне, она хваталась за вычислительные таблицы. Иногда он снился ей, но сны забывались к утру. Оставалась только игла в сердце да ощущение, что еще секунду назад ее рука касалась его светлых, чуть вьющихся волос.

Это ощущение пришло сейчас – хватило одного взгляда на Олю. Отчего было не выйти за Антона тогда, до войны? Не хотела связывать его на чужой стороне. А так… может, была бы у нее сейчас такая девочка…

Нона сжала в кулаке нахлынувшую тоску, растерла сухие глаза. Смело встретила взгляд Оли, но та, видимо, не стесняясь, читала мысли тетки – подошла, указала пальцем в середину ее лба, потом в солнечное сплетение, махнула рукой куда-то за плечо и прижала кулачок к сердцу.

– Чего она от меня хочет, Зойка? – В голосе невольно прозвучала такая злость, что Нона удивилась сама и вымученно улыбнулась, пытаясь сгладить впечатление.

– Оля, покажи еще, – попросила сестра ласково. Девочка повторила, грустно глянув на мать.

– Она хочет сказать, что тот, о ком ты грустишь, о ком болит у тебя душа, умер, но она видела его… там. Когда его сердце остановилось, он думал о тебе…

Оля покачала головой, снова стукнула кулаком по груди.

– Нет, не так… он любил тебя до последнего вздоха… – интонация у Зойки получилась немного вопросительная, словно она переспрашивала дочку, так ли ее поняла. – Он любит тебя и там.

Оля улыбнулась широко, радуясь, что ее наконец поняли. Положила ладонь на лоб тетке. Зойка, поняв, о чем речь, отбросила Олину руку, рыкнула: «Олька, не лезь!» – и погрозила пальцем.

– Не думай. Это ничего, – затараторила она, протягивая Ноне кофе – так настойчиво, что пришлось взять. – Видения у нее бывают. Но в этот раз… обозналась. Она знаешь сколько там перевидела – и живых, и мертвых. Ведь ты научилась с этим жить, вот и живи. Мертвых не зови, их отпустить надо, а то покоя им не будет…