Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)

– Ой, мамочки! Да мы же на поезд ваш опоздаем. Идемте, идемте же скорее!

Стук колес еще отдавался эхом в ушах, когда Зойка вернулась. В комнате было тихо и темно. Когда она открыла дверь, Оля приподнялась на постели.

– Спи-спи. Уехал, – прошептала она, подходя к постели дочери. Видя, как заблестели в полутьме Олины глаза, Зойка поцеловала ее в лоб. А потом еще раз, шепнув: «Товарищ политрук просил передать, чтоб никакой слякоти».

Нона не находила себе места. Больше недели прошло с тех пор, как Крапкин, вымарав из ее памяти добрых полчаса, покинул их квартиру, и с тех пор никак не давал о себе знать. Даже проходящим мимо отдела его никто не видел. Девушки смотрели на Нону с жалостью. От этого становилось еще хуже.

И во всем была виновата Оля. Девочка и не скрывала, что совершила ошибку, дав магу знания, о которых он просил. Подарок, видимо, оказался слишком щедрым. Но неужели же то, что она видела его в какой-то неприглядной ситуации, могло стать причиной такого поведения? Может, она сказала или сделала тогда что-то ужасное, а маг протер это из ее памяти, не дав даже шанса извиниться за свои слова?

Нона не знала, что предполагать. Пару раз она под разными предлогами подходила к лаборатории Крапкина, но та была заперта изнутри и на двери светилась руническая табличка «Эксперименты, опасные для жизни». Даже расчеты по своим экспериментам Леонид Яковлевич передавал теперь не Ноне, а непосредственно Елене Ивановне, которая, сколько Нона ни заговаривала с ней об этом, в бумаги заглянуть не позволила.

Ощущение вины росло, причиняя почти ощутимую боль, которая наконец превратилась в злость. С каждым днем Нона все больше сердилась на мага. Злость росла, приобретая вектор и силу, и детонировала в одночасье, когда один из лаборантов Крапкина принес Елене Ивановне очередную порцию расчетов.

– Вам ничего нет, Нона Васильевна, – глядя в стол, проговорил он и вынырнул за дверь.

Нона, не произнеся ни слова, встала и быстрым решительным шагом направилась за ним. Успела поставить ногу в прихлоп двери, пока юноша не запер ее, рванула тяжелую бронированную створку на себя.

– Нельзя сюда, Нона Васильевна. Извините. Опасно… – попытался остановить ее кто-то, однако Нона уже вошла и, не мигая, смотрела на доску, на которой были развешаны карты, испещренные флажками и пометками, длинные свитки топографической магометрии и несколько фотографий, на одной из которых она узнала племянницу.

– А я-то все прятал от вас, Нона, – грустно проговорил Крапкин. – Думал, проверю все и уже потом скажу. Удивительная вы все-таки женщина, ничего от вас не утаишь.

– Как это?.. Что? – попыталась выговорить Нона, однако нужные слова никак не шли в голову.

– Подойдите, посмотрите. Что непонятно будет, я расскажу. Благодаря воспоминаниям, что подарила мне ваша Оля, я кое-что понял… и не скажу, что рад этому. С одной стороны, это поможет уничтожить «слизь». Точнее, поможет сделать так, чтобы она больше не появлялась. С другой…

– Все-таки, Нона Васильевна, может, дождемся результатов повторных тестов? – шепотом спросил маг Крапкин. Нона посмотрела на него строго. Зойка хорошо знала этот взгляд: сестра всегда смотрела так, если ей казалось, что младшая не понимает очевидных вещей.

– Оле нельзя больше лечить, – резко подытожила она. Зойка не понимала, чего от нее хотят. Едва она вышла из палаты, все еще сжимая в руке свернутый в трубку довоенный «Октябрь» – читала выздоравливающим «Горячий цех» Полевого, – как ее подхватила под руку сестра, позади которой маячил мрачный, как могильщик, институтский маг, и потащила в ординаторскую. Там – чудом или волей мага – не было ни души. Нона отступила к двери, а неуклюжий колдун из института вывалил на Зойку торопливым шепотом целую кучу цифр и данных, то и дело неуверенно заглядывая в глаза Ноне. Они оба смотрели так, словно Зойка обязана была сама догадаться, как реагировать. Но она не могла, не понимала, о чем речь.

Оля лежала в кабинете главного врача, прикрытая халатами и накрепко прикрученная к кушетке. Раненых магов привезли утром, так что девочку пришлось вызвать с первого урока, и майор наорал на Зойку прямо во дворе перед соседскими бабушками, у которых она как раз забирала белье для стирки. Белье пришлось оставить изумленным и напуганным старушкам. Румянов бранился всю дорогу, требуя, чтобы Зойка всегда находилась поблизости от дочери, потому что Олина помощь может понадобиться в любой момент. «Вот увезем ее на вертолете магов спасать, а вас оставим по дворам побираться. Превысим километраж «Материнского слова» – что будет? Или задержимся поблизости, но больше чем на трое суток. Проклятье хотите попробовать, Зоя Васильевна? Все гордость ваша! Хотите своими силами жить. За то и платим хорошо, когда страна в руинах, чтобы вы от дочери не отходили. Хотите сами зарабатывать – устройтесь в школу полы мыть, но чтоб при Оле быть неотлучно».

Слова майора еще гудели в голове, не позволяя пробиться крапкинским цифрам.

Тут-то и рубанула Нона, слишком хорошо видевшая по лицу младшей сестры, что та не понимает, в чем дело:

– Оле нельзя больше лечить. Ни ей, ни кому из таких, как она. – И добавила, видя растерянное недоумение сестры: – Чем больше лечит, тем больше «Серой слизи» будет выкипать из земли. Видишь?

Маг расстелил на столе главврача поверх разложенных медкарт разрисованные карты разных районов.

– Тебе сейчас об этом Леонид Яковлевич говорил, но ты как будто и не слышала. Вот, видишь даты под флажками? Ты на синие смотри – это Олины. Каждый раз, когда она лечит, в то время когда лежит привязанная, – «слизь» кипит.

– А остальные чьи? – всматривалась в карты Зоя.

– Да какая разница чьи?! – рассердилась Нона. – Других таких же лекарей, работающих со «слизью», как Оля. Их ведь в Союзе несколько. И чем больше они работают, чем больше спасают магов, тем сильнее «слизь» расходится. Так ведь, Леонид Яковлевич?

«За что ты нас так не любишь, Нонча?» – вспыхнула в голове у Зойки внезапная неуместная мысль. На мгновение показалось: слишком уж загорелась сестра идеями мага, слишком уж хочется ей обвинить Олю в чем-то плохом, вывернуть наизнанку сделанное девочкой добро. Отчего? Потому что немка она? Или оттого, что колдунья?

– Вы поймите, Зоя. Оля делает очень хорошее дело, лечит людей после маготравм. – Маг словно прочел ее мысли. – Но… боюсь, она не белый маг… не совсем… Я несколько раз просмотрел магометрические данные вашей дочери, даже заказал для нее новый, более сложный профиль. Вот результаты.

Крапкин положил перед Зойкой какую-то большую желтую справку с тремя печатями. Она машинально взяла бумажку, поднесла к глазам.

– Этот анализ проведен во время лечения лейтенанта Косухина, последней выжившей жертвы «Серой слизи». Во время таких воздействий Оля использует негативную энергию. Проще говоря – энергию смерти и ненависти. Ее запасы в земной коре сейчас очень велики – война закончилась совсем недавно, боль, злоба, отчаяние буквально пропитали магический слой реальности. А ваша дочь, – что с нее взять, дитя, – она просто интуитивно потянула силы из источника, который показался ей обильнее других. Но использовать такую энергию – словно намеренно расширять брешь, через которую «Серая слизь» выходит в нашу реальность. Если сложить некоторые данные… получается… Она высвобождает зло, скопившееся в земле. Чем дальше – тем больше очаги вскипания. Если Оля и остальные продолжат лечить, используя негативную магию, мы… можем оказаться в ситуации, когда маги даже ценой собственной жизни не смогут защитить людей от разлива магической субстанции, представляющей собой концентрат худших чувств и желаний человека.