Наталья Болдырева - У обелиска (сборник)

– Шварцер, со мной. Роттер, остаешься с цыганкой. Попытается улизнуть – съешь ее сердце.

Эккехард спрыгнул с лошади, взбежал по небольшой парадной лесенке и, миновав охрану, прошел в просторный кабинет. Подполковник Карл подскочил в своем кресле, когда он появился.

– Мой бог! Господин штурмбаннфюрер, вы откуда в таком виде?

– Не первый раз, верно, Карл?

Экке с ходу налил себе приличную порцию шнапса из графина, выпил и только после этого заметил еще одного человека.

– Не первый, конечно, но это уже чересчур… Как вас вообще пропускали на улице?

Экке загадочно улыбнулся, не сводя взгляда с незнакомца.

– Ах, да. Позвольте представить, мой кузен, унтер-фельдфебель Ульрих Штайнберг. Занимается изъятием ценностей в области искусства. А это мой заместитель и командир саперных подразделений, Эккехард Фрайхерр фон Книгге.

Ульрих кивнул. Про себя он отметил, что хотя Эккехард был ниже Карла по званию, проклятая приставка «фон» вкупе с вросшим в фамилию титулом «Фрайхерр» делали свое дело. Подполковник чувствовал себя гораздо ниже по статусу, заискивал. И Эккехарда это, судя по лицу, весьма устраивало. Унтер-фельдфебелю Экке так и вовсе едва заметно кивнул в ответ. Ульриха и его команду никто никогда не считал настоящими солдатами Рейха, но сейчас молчаливое презрение от нового знакомца почему-то особенно сильно задело. В ответ он оглядел барона как некую достопримечательность. Но этот обзор Ульриха не обрадовал. Перед ним стояло одно из совершенных произведений, созданных природой. Стать и породу в штурмбаннфюрере не могла скрыть даже одежда простолюдина. Безупречная выправка, высокий рост, атлетическое сложение, правильные благородные черты, светлые волосы и глаза – идеальный воин Третьего Рейха и будущей нации. У самого Ульриха не было из этого набора ничего: среднего роста, полноватый, с рыхлым лицом, темными, редкими волосами. Кроме того, любимое занятие – постоянное чтение книг по искусству – наградило его сутулостью и сильно испортило зрение. Он еще больше почувствовал себя не в своей тарелке. Занервничав, достал портсигар, зажигалку. Сунул сигарету в рот, предложил остальным. Экке отказался, налив себе шнапса. Карл взял, но сигарету принялся крутить в пальцах. Ульриху показалось, что кузен как-то странно на него взглянул. Щелкнул зажигалкой. Однако огонек не показался. Ульрих с полминуты безрезультатно щелкал зажигалкой. Затем, похлопав по карманам, нашел спички. История повторилась. И после этого, как одержимый, засмеялся Карл.

– В присутствии господина барона – бесполезно. Ни спички не горят, ни зажигалки не срабатывают.

Ульрих уставился на кузена как на сумасшедшего, перевел взгляд на фон Книгге.

– Единственное, в чем был прав наш фюрер, – это в том, что курение вредно для здоровья и вы можете заработать себе рак легких, господин унтер-фельдфебель. Как-то вы не очень следуете его заветам.

У Ульриха глаза полезли на лоб. Если первая часть фразы была произнесена тоном, похожим на шутливый, то вторая часть сказанного больше напоминала угрозу. Впрочем, за подобные шутки обычно расплачивались дорого. Но кузен на сказанное снова засмеялся. На этот раз весьма фальшиво.

– Ваш юмор, Эккехард, как всегда, бесподобен. Но думаю, что, например, у меня больше шансов погибнуть на войне, чем от проклятых сигарет.

– Я бы с этим мог поспорить, – возразил Экке.

– Опять интуиция? В вашем роду не было случайно цыган?

Лицо Эккехарда изменилось. Им показалось, что он сейчас просто озвереет. Карл понял, что на этот раз сильно перегнул палку с ответной шуткой. Он попытался виновато и примирительно улыбнуться, но из-за накатившего страха вышла лишь вымученная гримаса. Барон сдержался, так и не выплеснув гнева.

– В моем роду были норны, – со всей серьезностью произнес он и посмотрел на Карла таким тяжелым мрачным взглядом, словно готов был пристрелить того за сказанное.

– Приношу свои извинения, господин штурмбаннфюрер. Шутка была глупа. У нас все слишком напряженно сейчас, – подобострастно произнес Карл. – Вы приведите себя в порядок с дороги, выспитесь. Если не откажетесь утром позавтракать со мной, я вам опишу обстановку.

Фон Книгге задумчиво изучал Карла, заставив того съежиться под взглядом, потом, сдержанно улыбнувшись, попрощался:

– Хорошо. В девять буду у вас. Доброго вечера, господа. – И вышел.

Карл, все еще выдавливая из себя улыбку, забрал у оцепеневшего Ульриха зажигалку, щелкнул и получил долгожданный огонек. Руки у него дрожали.

– Господин штурмбаннфюрер со странностями. Привыкнете, если будете с ним часто общаться.

– Но вы ведь жутко боитесь его, кузен. Почему?

– Он несколько раз спасал наш штурмбанн от засад. Мы выходили без потерь благодаря его предупреждению и смене тактики. Иногда это было настолько фантастически точно, что я стал подумывать, он обладает даром предвиденья.

– Вас это пугает? А вы не считаете, что он мог бы быть агентом врагов? Что мог бы получать данные от связных? – спросил Ульрих.

– Такие мысли мгновенно исчезали, когда он расстреливал военнопленных. И часто по той причине, что некоторые наши простые солдаты были к такому морально не готовы. Поверьте, такой, как Эккехард, пустит пулю в лоб без капли сомнений. И таких людей, как он, лучше не делать своими врагами.

Слова Карла прозвучали как предупреждение.

– Кроме того… – Карл понизил голос. – У меня есть подозрение, что дело гораздо хуже и он связан с гестапо. И все эти его высказывания могут быть провокацией. Будьте с ним осторожны, кузен.

– Кого-то арестовывали?

– Из моих и его людей еще никого не отправляли в лагерь, но это происходит повсеместно. Особенно после покушения на фюрера. Все стали слишком подозрительны…

– Если вы ошибаетесь в том, что барон работает на гестапо, почему за подобные высказывания его не забрали?

– Его вызывали кое-куда уже несколько раз. Правда, не по политическим делам, а по военным. Опять же, из-за его действий и тактики, которые, впрочем, нашей армии приносили пользу… Я лишь знаю, что у него есть какая-то бумага, которую он показывает, и его тут же отпускают, не задавая больше вопросов.

– Что ж, спасибо за предупреждение, кузен.

Ульрих задумчиво выпустил сизый дым в потолок.

Эккехард вышел на улицу. Охрана при виде его вытаращила глаза, но вытянулась в струнку.

– Господин штурмбаннфюрер…

– Проводить до моей квартиры, – приказал он.

– Да, господин штурмбаннфюрер.

К нему на плечо запрыгнул черт, зашептал то, что было произнесено в комнате после того, как Экке ушел.

– А где же цыганка, хозяин, и Роттер? И лошадь? – спросил Шварцер. – Неужели рискнула и сбежала, как ты и предполагал? Воистину – нет предела человеческой глупости.