Олег Измеров - Ответ Империи

Виктор вынул из сумки зеленый литой резиновый сапог с невысокими голенищами и одноразовой бумажной теплой подкладкой вместо портянок и посмотрел на подошву.

– Мой размер.

– Куртку, брюки, ножик для грибов…

– Ножик тоже моего размера?

– Раскладывается или нет. Одежда ношеная, после химчистки. Ярлыки и штампы прокатного пункта на месте. Квитанции в кармане сумки, оформлены на прокатный пункт возле гостиницы «Турист». Компас Андрианова наручный, полевая сумка через плечо внутри прорезиненная, в ней фонарик, спички, соль, галеты, шоколад, фляга, малая аптечка, перевязочный пакет, нож-трансформер туристский…

– А это зачем?

– А это в Союзе положено туристу брать в лес, вдруг заблудится. Как аптечка для автолюбителя.

– Как попаданец, я могу этого не знать.

– Это тебе объяснят в прокате. Кроме того, ты сообщил в ГО по терминалу, когда идешь в лес. Если горожане идут в лес далеко от дома, они это обязаны делать.

– Жаль, что тебя там не будет, – задумчиво произнес Виктор, когда осмотр подошел к концу, – там сосны и такой воздух…

«Где-то я ее видел, – машинально подумал он, – красивое круглое лицо, ямочки, когда улыбается… Где-то видел в моей реальности. Или это еще одно дежавю?»

– Что ты говоришь?

– Я не говорю, я думаю. Я где-то тебя видел. Но никак не могу вспомнить.

– Если ты очень хочешь, я могу помочь вспомнить. Гипнозом.

– Часто приходится освежать память подопечным?

– Для этого нужно, чтобы человек сам хотел… Ты хочешь?

– Да. А то буду все время думать, где мы могли встречаться, и это отвлечет.

– Ладно. Садись на диван и попробуй расслабиться.

Это было похоже на сон.

Это было похоже на сон, точнее, на какой-то зыбкий промежуток между явью и сном, когда человеку еще слышен шум в комнате, но перед его глазами складываются картины, рожденные умственным взором, над которым уже потеряло контроль его сознание.

Это был телевизор, кажется, еще цветная «Юность» с тридцатисантиметровым экраном, близко, наверное, на кухне, и глаз четко различал строки развертки. Камера движется, на экране видно чье-то лежащее тело, затем крупно лицо… все в крови, со слипшимися от крови волосами, округлое лицо… он сразу его узнал, и его пронзил какой-то инстинктивный, неконтролируемый ужас, но он не мог ни шевельнуться, ни издать звука. Камера поворачивается, опять кровь на полу… похоже, это тела детей, одно, второе, третье… Что-то бормочет диктор, всплывают только отдельные слова… «на территории… района… семья военнослужащего…», еще за кадром чьи-то рыдания… все это начало проваливаться в какое-то клубящееся бурое облако.

– Голова… – выдавил Виктор, когда понял, что вновь вернулся в комнату, – голова какая-то дурная, ничего не разглядел… Не получается, больше не будем.

– Не надо… – каким-то отрешенным голосом произнесла Варя, – я все видела, точнее, совидела…

– Что?

– Я даже знаю где… Я могла выйти за одного военного, его направляли служить куда-то в Чечено-Ингушскую. Я поняла.

– Ладно… Это же может быть просто мое воображение, ну, видел тебя, вспомнил новости, вот наложилось…

– Нет. Это из памяти. Я точно знаю. Значит, в твоей реальности меня и всех троих…

– Ну, мало ли в моей реальности… – пожал плечами Виктор, подумав про себя: «Везет мне на альтернативные судьбы знакомых женщин».

– Мало ли… – сухо и все так же отрешенно повторила Варя. – Я вот одного не пойму: Дудаев – он же офицер, присягу давал… у нас уважаемый, известный человек…

Виктора вдруг торкнуло; ему показалось, что и он прочел ее мысли, ее решение .

– Вот только глупостей не надо, – поспешно заговорил он, ругая себя за опрометчивый эксперимент, – он же ничего здесь не совершил, понимаешь…

– Но он же, выходит, жил… все время живет с этим…

– Ну, мало ли кто с чем живет… Ты представляешь, сколько в Союзе, здесь сейчас ходит несостоявшихся бандитов, террористов, насильников, убийц-психопатов, наконец предателей, только потому, что здесь история пошла по-иному? И потом, разве дело в теле врага? Разве враг не убит в человеке… в этих тысячах людей тем, что им другая жизнь не позволила совершить злодейство? И вообще надо разобраться, кто виновник, кто на все это толкнул. Рейган, Клинтон, Пентагон, НАТО, госдеп, ЦРУ – разве не их рук дело?

– Ты прав… – ответила она после некоторой паузы, – все, я уже держу себя в руках. Тем более что завтра у тебя как раз встреча с агентом ЦРУ.

– Угу. Увидишь Галлахера – не трогай его, он мой. Буду разбираться с ним по-хроноагентски.

…Ночью Виктора кошмары не мучили, но сон, который он увидел, был странным и малоприятным. Он увидел огромный корпус хладокомбината на перекрестке Ульянова и Литейной, пустой, заброшенный, облезлый, с выставленными рамами; выходящий на перекресток фасад был отчасти завешан зеленой сеткой, создающей иллюзию ремонта, отчасти – гигантским плакатом «Брянск – город воинской славы!». Сияло солнце, везде блестели лужи, и проходящие машины разбрызгивали грязь на кирпичный забор.

«Вот так и вся Россия, – подумалось Виктору, когда он, проснувшись, лежал на диване в своей комнате под одеялом с закрытыми глазами. – Руины, прикрытые политическим пиаром и рекламой… Нет. Не хочу верить… это все от пропаганды… наверное, от нее».

Субботнее утро оказалось прохладным и ясным, как вода, что бьет из-под земли в лесном овраге из меловой кручи; чаша ослепительно-синего неба накрыла окрестности заречья, и ее края сливались на горизонте с такими же синими волнами леса; птицы притихли, и, словно запоздалые звезды, гасли на земле уличные фонари и прожекторы заводов и депо.

Белый пригородный ПАЗ на Фокино ждал на бежицкой автостанции. Рядом с выбеленным бетонным коробком павильона все так же уходил в небо пешеходный мостик станции Орджоникидзеград, совсем как в нашей реальности, и только длинная череда новеньких оранжево-красных маневровых тепловозов за забором, выкаченных для отправки в конце недели с БМЗ, напоминала о том, что здесь другое время и в общем-то другая страна.

В кассу стоять долго не пришлось – билеты были на улице в автоматах, обычных, за монеты. Эти ничем не примечательные железные коробки со скругленными углами и рыжими плазменными табло, похожими на очень увеличенные дисплеи старых мобильников, немного удивили Виктора; точнее, непривычным для него оказалась сама покупка билетов за белую и желтую мелочь – он слишком привык к тому, что в автомат надо совать бумажку или магнитную карту.

Заняв свое место и держа в руках пластиковую складную корзинку, он закрыл глаза и откинулся на подголовник, пытаясь представить себя в самолете. Радио в салоне играло что-то задорное, люди весело болтали о чем-то своем, но эта общая предстартовая лихорадка погони за дарами природы не передалась Виктору: на душе было тревожно.