Виктор Дубровский - Трое в подводной лодке, не считая собаки (СИ)

На третий день, рано утром, он въехал в славный град Владимир. «Деревня деревней, — думал Костя, — одно название, что город. Татары его пожгли, поляки пожгли, теперь владимирцы пожгли. Самовозгорание. На этом круговорот должен закончиться». Полюбовался на чёрные провалы пожарищ, остовы печей и обгорелые срубы. Страшный пожар 1719 года, от которого сгорело 11 церквей, Гостиный двор, Земская изба и 79 дворов, превратил город в руины. Костя проехал до торжища, прикупить что-нибудь из свежего съестного, поиздержался слегка. Заодно узнать дорогу в сторону Судогды. Карты Генштаба, которые он изучал перед выездом, слегонца привирали. Не сильно, но в некоторых, весьма важных деталях. Города Кольчугина ещё не было в природе, а на него завязывалось слишком многое. Так что Костя положился на деда в указании маршрута, на собственный язык и божью помощь. Лучше всего было бы приказать кучеру, чтоб довёз, только вот беда, кучеров в наличии не было. Бояться Косте, в общем-то, некого, за исключением служилого люда, а точнее говоря, полной безнаказанности служилых людей по отношению к российским подданным. То, что позже называлось перегибами на местах. А с разбойниками разберусь, думал Костя.

От Владимира в сторону Судогды дорога была, что называется «бык поссал». Шириной в две телеги, она петляла в лесах, как сумрачный тоннель. Вот в таких-то местах и исчезали караваны. Час пик миновал, из деревень в город уже проехали, а обратно ещё нет. «Чужие са! поги натёрли ноги!» — пробормотал он. Небо начало затягивать серыми облаками, дело шло к дождю. Костя поёжился и поправил лежащее поперёк седла ружьё.

Вообще-то Костя отобрал у Сашки всё. Обобрал, короче. Самым бессовестным и безапелляционным способом. И когда они начали наводить ревизию и потрошить свои рюкзаки, то вылезло много всякого. Во всяком случае, с оружием было всё в порядке. В наличии оказались Сашкины курковка ТОЗ-66, Сайга-12К, и Костины МР-153 и ТОЗ-17-01. И, чуть позже, он узурпировал право разбираться с содержимым рюкзаков, ящиков и коробок.

«Понты, одни сплошные понты», — бормотал Костя. Но на этот раз ничего Саше не сказал, своё фе он высказал гораздо раньше, и в гораздо более обидных выражениях. Да и до монстров обвеса и тюниха, которых он видел на предыдущих выездах на охоту, ему было далеко. Вот где была ярмарка тщеславия, так это там. Саша на свою Сайгу привинтил ещё не всё, что можно было. Планку Пиккатини, да коллиматорный прицел с тактическим фонарём. Ещё Костя обнаружил отдельно в коробке ночной прицел, судя по всему, Yukon не из самых дешёвых. Это несколько примирило его с Санькиными заворотами. «Я-то думал, Сашок на баб-с все деньги спускает, ан нет. Маньяк, в натуре», — продолжал бормотать Костя. Дальше из рюкзака вывалился бинокль Carl Zeiss с лазерным дальномером, баллистическим вычислителем и ещё с хрен знает с чем. Костин потёртый Б8х30 выглядел по сравнению с ним откровенно по-сиротски. Нет, Костя, конечно, понимал, что если есть чем, то почему бы и не облегчить себе жизнь, и в этом ряду кое-какие советские, а позже российские, вещи были не самыми лучшими. Но он считал, что брать с собой в лес что-то, чем нельзя забить гвоздь и не испортить вещь, не стоит. Прицел Victory HT 1,5-6×42, это единственное, что Костя себе позволил.

— Сань, ты рюкзак когда последний раз чистил? — спросил Костя.

— А? Не помню. Вообще-то никогда.

— А это что за хренотень? — брезгливо спросил Костя, когда увидел на внутренних швах какие-то белёсые разводы и прилипшие семена.

— Помидоры раздавил. В прошлом году.

— А чё за помидоры у тебя были? Из Ашана? Или из Пятёрочки?

— Обижаешь, начальник. С тёщиной дачи

— Генномодифицированые?

— Ты при тёще такого не скажи, глаза выцарапает. Она подвинута на здоровой пище. Никаких гибридов и прочего, только натурпродукт. Навоз, прикинь, за деньги покупает, — ответил Саня. Тёщины пристрастия он, судя по всему, глубоко презирал.

— Прекрастно, прелэстно, — сказал Костя и начал аккуратно ножом отделять прилипшие семена и складывать в целлофановую обёртку от сигаретной пачки.

Вопрос с патронами тоже оказался непрост. Вернее, для Костиных целей совершенно не годились патроны 12 калибра с дробью. Ему хотелось картечь и пули. Стали с Сашкой совещаться и порешили дробь высыпать и перелить. Костя отставил это дело на время, патроны прибрал. Для мелкашки в наличии были восемьсот патронов, самых разных производителей. Рекорд, Биатлон, Aguila Super Colibri, Federal, Winchester, Sellier&Bellot. Всё, короче, что было в продаже. Костя намеревался произвести их массовый отстрел с целью оценить недавно приобретённую винтовку. К ней же и брался прицел, вместо штатного и, по рекомендациям лучших собаководов, десятизарядный магазин от полуавтомата Аншутц. Теперь такой разнобой стал дополнительной трудностью, которую предстояло преодолевать. Хотелось бы, конечно, здесь иметь свою Сайгу-М и ящик патронов 7,62, но кто ж знал? Они же не на копытных собирались, а так, уток пострелять.

«Нет, Слава — это диагноз», — бурчал Костя, вытаскивая из одного кармана Славиного рюкзака дырявый несгибаемый носок и жестяную банку с неопознанным содержимым, но с мохнатой плесенью и запахом тухлецы, а из другого кармана такую же банку с мусором. Костя, во всяком случае, считал, что это мусор.

— Эй, ботаник, иди, отскребай навоз, — крикнул Костя Ярославу, выворачивая над расстеленной палаткой Славкин рюкзак. Оттуда сыпался всякий шлак, мотки лески, коробочки с блёснами и крючками. Из полезного попалась начатая коробка с сухим горючим. Однако и из мусора Костя извлёк два десятка семечек подсолнуха и четыре — кукурузных, как результат незаконченных Славкиных экспериментов с наживками и прикормками. Костя их тоже забрал в пакетик с семенами. Потом пригодятся, потом. Просто он не был уверен, что в средней полосе есть смысл их высаживать. Вот где-нибудь южнее, это да. Вроде, поговаривали, что табак, картошка и подсолнух были известны на Руси ещё в 17 веке. Патриарх Никон лично клял их с амвона. Но одно дело — известно, а другое дело — широкое применение.

Дальше в сторону отложились фонари. Несмотря на то, что Костя не любил светодиодные фонари из-за их нечеловеческого спектра, но сейчас пришлось признать, что по экономичности равных им нет, и, по всей вероятности, придётся ими и пользоваться. Дальше образовались две кучи, годного, с точки зрения Кости, и негодного имущества. Годное постепенно перекочевало в два рюкзака, а ружья Берёзов с Сашкой разложили на столе, чтобы почистить и смазать.

В этот момент в дверях избы нарисовался Ефим Григорич. Скрываться было уже бесполезно, поэтому Костя изобразил картину «А мы тут плюшечками балуемся». Пришлось раскрывать свойства вооружений и их ТТД. На старика было жалко смотреть. Он вцепился в Сашкину курковку подарочного исполнения, с чудной гравировкой золотом, и вырвать её у него из рук можно было только с кровью.