Барбара Прайтлер - Бесследно пропавшие… Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести

«В повседневной жизни он нашел иное, более соответствующее его истории решение: своих детей он целует перед сном дважды – второй раз от имени бабушки и дедушки, которых он таким образом на мгновение снова возвращает к жизни»

Рождение детей нового поколения воспринималось как триумф над убийцами, чьей целью было истребление всех евреев и цыган.

После тяжелых и травматичных утрат люди всячески пытались избежать дальнейших потерь.

Один очень известный пример задокументирован Юдит Кестенберг (1996). Она описала реакцию детей на ситуацию, когда Франциску Оливу, опекуншу детского дома в Отвоке в Польше, нужно было из-за заражения раны на ноге отправить в больницу. Дети не хотели, чтобы забирали их близкого человека. В их жизненном опыте зафиксировалось то, что любимые люди, которых увезли, никогда больше не вернутся. Так, дети отослали обратно карету скорой помощи, которая должна была отвезти Франциску Оливу в больницу. Зато им удалось уговорить хирурга прооперировать ее прямо в детском доме.

«Когда мы прячемся, то или скрываемся из виду, или – в определенном смысле – пропадает наша идентичность. Для многих выживших детей исчезновение обозначает смерть, а старение – путь к ней. Когда выжившие рассказывают о своем потерянном детстве, они говорят нам, что мир задолжал им новую жизнь. Они снова чувствуют себя преданными, когда сталкиваются с тем, что стареют без всякого возмещения потерянного и без ощущения самореализованности. Они снова потеряны»

Яков Лозовик описал процесс публичного обвинения нацистского военного преступника Айхмана. Мемориал жертв Холокоста Яд Вашем в Израиле в 1958 г. (примерно за три года до процесса) начал собирать и документировать свидетельства выживших. Таким образом, огромная важность процесса против Айхмана заключалась не столько в самом вынесении ему обвинительного приговора, сколько в том, что личные рассказы людей о произошедшем с ними были вынесены на публику.

«День за днем, неделю за неделей выжившие выступали в статусе свидетелей и рассказывали свои истории. Они были отобраны таким образом, чтобы охватить весь континент… Израильское общество слушало их впервые, люди молчали, они были глубоко взволнованы»

Лозовик сравнивает немецкое понятие «Wiedergutmachung» (искупление, возмещение ущерба, дословно «возвращение в первоначальное состояние») со словом из иврита «shilumim»:

«Немецкое слово „искупление“ содержит в себе один явно положительный аспект: ущерб был нанесен, и его можно возместить. Еврейское понятие „шилумим“ происходит из библии и описывает особую форму наказания. Возмещение подразумевает, что страдание или ущерб можно как-либо облегчить, загладить или даже оплатить. Шилумим, напротив, указывает не на ущерб, а на ответственность преследователей. Цель шилумим – в библейском оригинале – скорее спасти душу гонителя, нежели поощрить жертву»

Открытия и опыт, полученные на психотерапевтических сессиях после 1945 г., я считаю очень важными для понимания психодинамики близких пропавших без вести и поиска возможных путей переработки их опыта – индивидуально или в группе. Размышления и публикации на тему Холокоста (Шоа) представляют собой поэтому важнейшую основу данной работы.

Когда я, австрийка нееврейского происхождения, касаюсь этой темы, то испытываю определенную робость. Но здесь мне хотелось бы сослаться на И. Хайдельбергер-Леонард, которая пишет о том, как понимает историю Рут Клюгер, ребенком пережившая Холокост:

«Клюгер подчеркивает, что истории повторяются во времени и в пространстве… Кто хочет понять, должен уметь сравнивать. Сравнение – это не уравнивание. Напротив, только сравнение выявляет различия. Клюгер говорит о „мостах“, которые необходимо построить от одной частности к другой. Языковое воплощение этих мостов способно объединить неповторимость для индивидуума личного события с признанием обоснованности исторической сравнимости»

У людей, которые живут в горячих точках и сталкиваются с исчезновением родственников, практически никогда не бывает возможности обратиться со своими вопросами и со своим отчаянием в какие-либо государственные организации.

Зачастую невозможно предпринять даже самые простые меры для поиска – вследствие продолжающихся военных действий и террора это опасно для жизни.

Войны не ушли в прошлое. Приведем несколько примеров конфликтных ситуаций последних лет и посмотрим, какое воздействие они оказали на пострадавших.

Данная глава основана на моем собственном опыте работы с близкими жертв терактов во Всемирном торговом центре (ВТЦ) в первые дни после катастрофы, а также на размышлениях Паулины Босс и ее команды (Boss et al., 2003).

Кадры этой катастрофы напоминают те, что показывают СМИ после землетрясений: люди пытаются руками дотянуться до своих близких из-под завалов обрушившихся домов, рабочие и добровольцы копают день и ночь – даже спустя несколько дней могут быть найдены выжившие. И почти всегда случается «чудо» – даже через много дней спасают живых людей. Такие известия всегда очень трогают.

Лишь для немногих сбывается надежда найти живым супруга, ребенка, родителей. Но, пожалуй, все, у кого близкие оказались под завалами рухнувших домов, надеются на это чудо – зная о тысячах погибших, они продолжают думать, что именно его ребенка, его брата, его жену… удастся спасти.

Как и в случае землетрясений, родственники жертв последними расставались с надеждой. Но трагедия в ВТЦ – это была не природная катастрофа, а четко спланированная террористическая атака, и на смерть людей там, а также в здании Пентагона и в самолетах был сделан расчет.

Я сама находилась в эти дни в Нью-Йорке на конференции и была свидетелем того, как надежда, сжимаясь, превращается в ужасную достоверность смерти или переходит в состояние хронической неизвестности.

Я предложила свою психотерапевтическую помощь родственникам жертв атаки. В течение трех дней, с 13-го по 15-е сентября, я выступала в роли психологического консультанта для близких работников фирмы, помещения которой находились на одном из верхних этажей обрушившегося небоскреба. Руководство фирмы среагировало очень быстро и для катастрофы такого масштаба удивительно скоординированно: в отеле первого класса был арендован зал, в котором могли встречаться выжившие служащие и родственники пропавших без вести.