Барбара Прайтлер - Бесследно пропавшие… Психотерапевтическая работа с родственниками пропавших без вести

Этот пример иллюстрирует известный паттерн работы с родственниками пропавших без вести: беспомощность клиента очевидна, но и человек, оказывающий помощь, также бессилен. Никакая психотерапевтическая теория, никакие техники не могут сгладить эту ситуацию. Напряжение ослабевает скорее благодаря самим клиентам – они ищут другую тему, чтобы вырваться из ощущения бессилия. В этой форме, по всей видимости, и для г-жи К., и для психотерапевта заключалась единственная возможность вообще как-то справиться с ситуацией.

Иногда, кажется, достаточно, чтобы был человек, кому можно доверить страшное известие. И здесь важен анализ психотерапевтических отношений. Результатом моего анализа было решение всегда, в конце следующих сеансов сознательно спрашивать К. о пропавшем сыне, если сама она о нем не заговаривает. Чаще всего она ограничивалась кратким сообщением о том, что никакой информации о его местонахождении по-прежнему нет, иногда она говорит о нем чуть дольше.

Примерно через месяц дело доходит до более продолжительного разговора, в котором мать рассказывает о доброте юноши и о том, какую боль ей причинила разлука с ним. В конце сеанса мы говорим о том, что чувствует мать сейчас, после разговора о сыне. Она ощущает печаль, беспокойство, но и испытывает некоторое облегчение. Мы открываем окно и завершаем сеанс небольшим упражнением на дыхание.

Комната, в которой проходит терапия, является тем местом, где возможно как молчание, так и разговор о пропавших без следа близких. Психотерапевт или консультант предоставляют и для того, и для другого надежное пространство.

Г-жа Ю. уже на первом собеседовании рассказала о смерти двух своих старших детей и об исчезновении младшего сына. С тех пор она не в состоянии говорить об этом. Но на каждый сеанс она приходит с сильными болями: то у нее раскалывается голова, то ужасно болит спина, то проблемы c животом. И вообще, все тело – одна сплошная боль. Ее отчаянный поиск хорошего врача, который, наконец, поймет, что с ней, и даст правильное лекарство, остается безуспешным. Но визиты к врачам крайне важны: г-жа Ю. не остается без дела, все ее дни расписаны. Это помогает ей сосредоточиться на самой себе – здесь и сейчас, а не быть постоянно занятой своей скорбью по потерянным детям. Испытывая сильную боль, она солидаризуется со своим, возможно, страдающим, пропавшим сыном.

В этой ситуации сильной тоски и неизвестности психотерапия представляется ей лишь частью медицинского обслуживания клиентов. На этой стадии психотерапии она вынуждена отвергать любое упоминание о ее печали и страхе за детей. Несмотря на это психотерапия ей помогает – в конце каждого сеанса она благодарит за полученное облегчение. Важная роль психотерапии в том, что на сеансах клиент находит человека, который демонстрирует совместное с ним терпение, совместную выдержку и является свидетелем его тяжелых переживаний.

В контрпереносе я часто чувствую тяжесть личных переживаний и людских судеб вообще. Я замечаю, как сама облегченно вздыхаю, когда какой-то сеанс отменяется или сессия заканчивается. Но именно в этом, видимо, и заключается важность регулярности сеансов психотерапии: по крайней мере на какое-то время невыносимая ноша становится немного легче, поскольку есть кто-то, кто готов нести ее вместе с тобой.

Г-жа И. прошла медицинское обследование и лечение, но крайне недовольна результатом. У нее, как и прежде, сильные боли – видимо, врачи плохо ею занимались. Она рассержена и демонстрирует свое разочарование в ни к чему, по ее мнению, не пригодных врачах. Когда я осторожно говорю о том, что она может помочь себе сама и что она сама в значительной степени «виновата» в своей постоянной боли, она отрицает это, указав на то, что прежнее лечение приводило к значительно лучшим результатам. Позже речь заходит о семье. Г-жа И. рассказывает, что вторник был ужасным днем, так как в этот день исполнилось семь лет с момента исчезновения ее сестры. Г-жа И. приписывает себе вину за то, что ее сестра пропала. Моя клиентка считает, что она, как старшая, должна была нести ответственность за младших братьев и сестер.

Благодаря упоминанию годовщины исчезновения, психотерапевту становится ясен контекст, который до этого был непонятен. Усилившаяся боль связана с потерей контроля, страхом и чувством вины. Одновременно с этим боль кажется актом солидарности с пропавшим человеком.

Такая стратегия избегания скорби наблюдается и тогда, когда необходимо заблокировать сознание от слишком травматических случаев гибели, а также при исчезновении близких. Часто какие-то странные симптомы начинают мучить родственников исчезнувших, но все медицинские обследования не приносят результата. Ни один врач не может установить причину соматических проблем. Часто и психотерапевтический процесс в течение долгого времени не приводит к пониманию причин симптоматики.

Так, в случае с г-жой И. установить связь между острыми болями и исчезновением сестры удалось посредством не одного опроса со стороны психотерапевта. Боль, которая была в центре внимания на специальном сеансе, с этого момента больше не нуждалась в физической символизации, отныне ее можно было идентифицировать как скорбь по исчезнувшей сестре.

Нарушения пищевого поведения тесно связаны с психосоматической симптоматикой. Такие нарушения часто встречаются у молодежи, как, например, у одной семнадцатилетней клиентки. Проблемы приема пищи становятся основной темой нашей сессии.

Юная Н. слишком часто забывает поесть. Чтобы заглянуть в корень проблемы, я вношу изменения в психотерапевтический сеттинг: перед началом сеанса ставлю на стол тарелку с печеньем и угощаю им Н. Она ест как нормальный – в данный момент голодный – подросток; к концу сеанса не остается ни кусочка.

Я интерпретирую поведение Н. как регрессию. Она хочет, чтобы для нее готовили, ее кормили. Помимо этого, нежелание есть – это ее форма скорби. Совместный прием пищи был центральным элементом семейной жизни, которую она утратила. Я использую это обстоятельство, чтобы обострить ее воспоминания и укрепить ресурсы. Н. удается представить себе семейный ужин очень живо. В этом упражнении на воображение я приглашаю ее вспомнить комнату в родном доме во всех подробностях: запахи, звуки, образы. На этом сеансе Н. была очень раскрепощена и смогла точно описать, что готовила мать, как семья садилась за стол и т. д.

Забота двух олицетворяющих мать людей – психотерапевта и переводчицы – очевидным образом идет ей на пользу. Она начинает записывать в дневник свое расписание питания и следить за тем, чтобы по крайней мере раз в день есть что-то горячее, а также немного перекусывать. Благодаря этому она становится взрослее и учится нести ответственность за свое здоровье.