Олег Мазурин - Убить отступника

Миновали реку Абакан. От нее верст десять – и снова Енисей. Правда, здесь он был намного уже, чем под Красноярском. Низины берегов покрылись снегом и льдом. А по серой воде плыли маленькие льдины. Шел пар от водной глади. Голевский переправился на лодке через Енисей. На том берегу степь уже сходила на нет, и начинался лес. В основном преобладали сосны, ели, березы. Еще десять верст, в горку, с горки – и вот как на ладони Белояр. Маленький уездный городишко. До 1810 года здесь было поселение Белоярское, а затем его преобразовали в город.

Прибыв в Белояр, Голевский первым делом принялся искать дом окружного начальника Кузьмичева Александра Андреевича. Местные жители подсказали, где его жилище. Окружной в это время был дома и гостеприимно принял нежданного путешественника. Кузьмичев был высоким, толстым мужчиной лет сорока, немного рябым, но приятным в общении и добродушным. К тому же он был весьма умен, образован и начитан. Боташев писал, что Кузьмичев воспитывался в лесном корпусе.

– Честь имею представиться, капитан лейб-гвардии Московского полка Голевский Александр Дмитриевич, друг покойного Михаила Боташева. Приехал посетить его могилу и по просьбе его отца, князя Николая Ивановича Боташева, забрать вещи покойного. Другие мои цели таковы: попутешествовать по Сибири, написать несколько статей о природе сего дивного края и его людях. Посетить бывших однополчан, что находятся на поселении.

– Весьма похвально, милостивый государь, что вы посетили наш славный город. Не всякий бы отважился на столь опасное и длительное путешествие. К тому же время года для вояжа вы выбрали неудачное. Вот приезжали бы летом, тогда бы и оценили наши местные красоты, нашу дивную природу. Летом у нас тепло, даже порой жарко. Купаться даже можно. Правда, лишь в протоках или озерах, коих здесь великое множество. И не поверите, здесь поспевают даже арбузы и дыни, правда, небольшие, но все поспевают, что уже несомненное чудо.

– Арбузы и дыни?.. Невероятно.

– Они самые. Не говоря уже о вишне, сливе и яблоках, которые произрастают здесь в изрядном количестве. А сейчас что. Морозы, снег, холод. Хотя у нас и зимой великолепно. Зимняя рыбалка и охота ничуть не хуже, чем летняя. Убедитесь сами… Кстати, вы доехали благополучно?

– Да, слава Богу.

– Сие хорошо. А то в наших местах разбойники безобразничают. Да-с, разбойники. На горе Тарасовка озорничают. Почем зря грабят честной народ. Почем зря убивают. И откуда они только берутся? Знамо дело, что многие из беглых и сосланных. Ловим их, ловим, да все схватить не можем. Неуловимые… Налетают на легких возках, делают свое темное дело и быстро исчезают. Лихие люди. Атаманом у них ходит какой-то Никола Дикой или Дикий.

– Интересные дела творятся у вас, господин Кузьмичев. Хотя чего тут удивительного. Соловьев-разбойников по всей стране хватает. Впредь буду осторожен. Я вот что хотел узнать, любезный Александр Андреевич… Не у вас ли в Белояре отбывает ссылку бывший мичман Гвардейского экипажа Федор Мухин?

– Да, у нас. Достойный он человек, ничего не скажу, но вот беда с ним одна приключилась. Осмелюсь предварить вас насчет ее.

Голевский насторожился.

– Какая беда, позвольте узнать?

Кузьмичев горько вздохнул.

– Сломался душевно. Видит все в лимонном цвете, беспрестанно хандрит. Совсем пристал к водке. Нередко пьет до беспамятства. Кричит, все рвется на Сенатскую площадь. До сих пор воюет. Попеняйте ему при случае.

– Что вы говорите! Печальный случай.

– Печальный, печальный. Видимо, неудача в двадцать пятом году, казематная жизнь в Петропавловской крепости, а затем ссылка в Сибирь сильно повлияли на него. Особливо на его душевное состояние. Осмелюсь полюбопытствовать, милостивый государь, как долго вы будете оставаться у нас?

– Точно не знаю. Но особенно торопиться не буду. Я к тому же журналист. Буду писать статьи. Может, читали мои статьи в столичных газетах?

– А я-то думал, часом вы не родственник журналиста Голевского?

– Возможно, и на охоту соизволю сходить. Говорят, на медведя в этих местах увлекательная охота?

– Увлекательная, но опасная. Каждый год кто-то из охотников гибнет.

– Помилуйте, что вы говорите!

– Да, это так. А-а… если вы собираетесь в Белояре жить подолее, я вам найду хороших хозяев, они недорого берут.

– Весьма любезно с вашей стороны, сударь. А сегодня с вашего позволения я переночую у Мухина.

– Не возражаю. А ныне я приглашаю вас отобедать у меня.

– Благодарю.

…Отобедав и рассказав кучу последних светских сплетен из жизни Москвы и Петербурга, Голевский покинул гостеприимных хозяев и пошел с Игнатом разыскивать дом Мухина.

С Мухиным капитан познакомился у Рылеева на очередном собрании Северного общества. Мичман сразу понравился Голевскому. Смелый, честный офицер, умный собеседник, человек твердых принципов и убеждений. Заговорщики пару раз встречались на собраниях, как-то просидели всю ночь у Голевского в беседах о переустройстве России, о ее судьбе, затем пересеклись в качестве мятежников на Сенатской площади, а после, уже арестантами, свиделись несколько раз в Зимнем дворце и в Петропавловской крепости… И то недолго. После того как Голевского оправдали и выпустили из каземата, они уже не встречались. И вот предстояла новая встреча, после шести долгих лет. Каким, интересно, стал Мухин? Изменился ли? Если верить словам окружного, то изменился. Причем в худшую сторону, пьет горькую.

…Погода на улице стояла хорошая. Легкий морозец бодрил. Искристый снег хрустел под ногами. Воздух сухой, рассыпчатый. Дыши в удовольствие. Как-то легко и радостно было на душе у Александра Дмитриевича. Выпитая кедровая настойка за обедом у Кузьмина тоже способствовала прекрасному настроению. За каменными купеческими домами – жилища бревенчатые, крестьянские. Из труб курился дым, все топили печки. Местные жители и указали на дом, где квартировал Мухин. Дом тот был на двух хозяев. А калитка одна. Щеколда скрипнула, и Голевский с Игнатом вошли во двор.

Из просторной облупившейся будки вылез лохматый пес. Он был беззлобен, ленив и неагрессивен. С интересом посмотрел на неизвестных, дружелюбно тявкнул и завилял хвостом.

Голевский и Игнат вошли в горницу.

– Федор, ты здесь?! – прокричал вглубь комнаты капитан.

Да, он был здесь. Сидел за столом. Выглядел он ужасно. Опухшее лицо, преждевременные морщины, темные мешки под глазами – сдал мичман, постарел. Федор сидел за столом, сгорбившись, с грустным, потухшим взором, низко склонив голову. Темно-русые волосы взъерошены, усы обвисли. На столе царствовал штоф водки и нехитрые закуски: соленые огурцы, квашеная капуста со свеклой, рыба, хлеб, вареный картофель в чугунке, миска с черемшой. Простая крестьянская еда. А в прежние времена гвардеец-моряк пил шампанское и ел изысканные блюда. На полу стоял незаконченный игрушечный фрегат, рядом с ним – материалы и инструменты… И куча стружки.