Валерий Самохин - Мой милый жандарм (СИ)

Странная штука человеческая натура. Еще час назад я мечтала о нарядах этой эпохи, но стоило дорваться до бесплатного сыра, как мышеловка тщеславия с лязгом захлопнулась: захотелось вдруг удивить местных модниц. Явив себя взору строгой модистки, я с удовлетворением отметила неприкрытое изумление.

- Однако! - не удержавшись от восхищенного восклицания, Софи покачала головой. - Дерзко до необычайности, но в изяществе решения вам не откажешь. Не удивлюсь, если у вас очень скоро найдутся подражатели - мода покровительствует смелым... - еще раз окинув меня оценивающим взглядом, она озадаченно пробормотала: - Хотелось бы знать, из какой провинции вы прибыли.

- Да так... - туманно ответствовала я. - Есть тут поблизости одна большая деревня.

- Ну-ну... - подозрительно прищурилась Софи.

- Шляпку еще надо, - спохватилась я, вспомнив о беспорядке на голове. - Давайте подберем что-нибудь в тон.

Нашлась и шляпка: широкополая, с белой атласной лентой и кокетливой полувуалью.

- Лето нынче холодное, без пальто не обойтись, - пытливо разглядывая красавицу меня, поведала Софи. - Могу предложить из плюша с меховой отделкой, это последняя новинка.

Вот что мне не нравилось в нарядах этой эпохи, так это пальто. И если среди зимних моделей еще встречались достойные образцы, то на летние без слез не взглянешь. Архаика, одним словом. Неожиданно вспомнилась Одри Хепберн с ее безумно стильным пальто-баллоном из белой буклированной шерсти. Попросив лист бумаги, я в несколько штрихов набросала стройный девичий силуэт и обрядила его в свою давнюю мечту.

- Сможете отшить такое? - с надеждой в голосе вопросила я.

Повертев листок в руках, Софи недоверчиво фыркнула:

- Говорите, из провинции погостить прибыли?

Я благоразумно промолчала. Подумала немного, мысленно сплюнула и дорисовала шляпку-клош, сведшую с ума женскую половину человечества в двадцатые годы столетия. К этой модели пальто она должна подойти идеально.

- У нас в деревне все в таких ходят, - нахально заявила я в округлившиеся глаза лучшей модистки первопрестольной.

Софи молча взяла меня за руку и потащила за собой. Я только пискнуть успела от возмущения, что все здесь помыкают мною без моего на то согласия. Доставив покорную меня под очи элегантного господина, мирно попивающего кофе в компании сонного купца, она дрожащим от гнева голосом заявила:

- Хочу заметить, месье, что я не давала повода усомниться в своих профессиональных качествах. И если вы подыскали мне замену, то приличия требуют объявить это в глаза, а не устраивать низменные проверки.

Положив на кофейный столик листки с моим творением, Софи гордо вскинула голову и ушла с неестественно прямой спиной, не забыв с грохотом хлопнуть дверью. Элегантный господин, чье имя мне так никто и удосужился сообщить, какое-то время переводил ошеломленный взгляд то на меня, то на рисунки, то в сторону ушедшей модистки. Молчание нарушил Петр Трофимович, с глуповатым выражением лица испросив у меня:

- А где Анна Васильевна? Вы, барышня, часом, ее не видали?

Словом, отказавшись от предложения элегантного господина поступить к нему на службу с щедрым жалованьем, мы с моим благодетелем, погрузив в карету всевозможные коробки и свертки, отбыли в его хоромы. Всю дорогу Петр Трофимович угрюмо сопел, искоса бросая на меня настороженные взгляды. Оттаял лишь по приезду, когда на пороге трехэтажного особняка, укрытого от уличной суеты зеленью акаций, нас встретила Серафима Павловна.

- Вот, Серафимушка, ты всю жизнь слезы лила, что дочкой нас господь не сподобил, - пробасил купец, за громогласностью неумело скрывая смущение; на супругу он глядел виновато и с искренней любовью. - Прошу любить и жаловать - это Аннушка, сиротинушка горемычная... Поживет у нас, пообвыкнется с городскими порядками, опосля придумаем, как ей дальше быть.

Невысокая круглолицая женщина проницательно глянула на меня и ласково улыбнулась:

- Сирота?

- Казанская, - не подумав, брякнула я.

Купец озадаченно крякнул, пробормотав что-то в бороду о Варшаве.

- Пойдем, милочка, смоешь грязь с дорожки, пока к столу собирают. Баньки у нас нет, уж не обессудь, в Москве с этим строго, но ванную Петруша намедни новую пристроил, не хуже, чем у людей.

Взяв мою ладошку в руку (я горестно вздохнула: видно судьба такая, что все меня таскают за собой), Серафима Павловна засеменила к широкой лестнице. Спустя четверть часа я нежилась в пенном блаженстве, мурлыча под нос какой-то назойливый мотивчик и сквозь полузакрытые глаза озирая ванную комнату. "Не хуже, чем у людей" не уступало размерами нашей с мамой двухкомнатной "хрущевке".

Долго нежиться мне не дали. Запыхавшаяся горничная, бесцеремонно ввалившись в купальню, с порога заявила, что барыня ужинать кличут. И если я поспешить не изволю, то гневаться будут шибко. Наскоро обтерев меня мохнатым полотенцем и обрядив в ситцевый сарафан, расторопная девка потащила несчастное создание (другого слова подобрать я уже не могу) за собой. Я вновь почувствовала себя безропотным теленком.

За круглым столом просторной столовой меня уже ждали. Плюхнувшись на жесткий венский стул, я вожделенно облизнулась. Нет, я часто встречала выражение "стол ломится от яств", но одно дело читать, другое - увидеть воочию. Вполуха прослушав молитву в исполнении Петра Трофимовича, сердито стрельнув глазами на любопытствующего рыжеволосого паренька лет семнадцати (надо полагать, это и есть племяш Николашка), я приступила к трапезе. Пусть мне будет хуже, но попробую все!

- Егор отписывал, винился, что на каникулы не прибыл, - с улыбкой наблюдая за моим обжорством, вскользь упомянула Серафима Павловна. - Сказывал, что практика у него важная. Если усердие проявит, то протекцию получит на должность хорошую.

Петр Трофимович сердито пробурчал:

- Практика... - и с обидой в голосе добавил: - Да какие там, в Петербурге, кондиции? У него к делам торговым призвание, ан нет, на инженера потянуло... А обо мне он подумал? На кого я дело оставлю, когда срок придет?

Как мне показалась, речь шла о непутевом сыне, бросившим купеческий промысел ради обучения в столице. Впрочем, в этой эпохе хороший инженер ценился на вес золота.

- Ну, а ты, Аннушка, с какими планами в Москву прибыла? В услужение хотела поступить, иль другие намерения имелись?

Серафима Павловна подложила мне в тарелку тающую жиром форель, запеченную до нежно-золотистого цвета.

- М-мм... - ответила я, пытаясь прожевать пирог с зайчатиной.

- Она, матушка, у нас особыми талантами наделена, дай бог каждому, - степенно прояснил Петр Трофимович, заполняя возникшую паузу. - И службой ее манили денежной уже не единожды... Но я с превеликим моим удовольствием предложил бы ей хорошую должность в своей конторе.