Елена Асеева - Коло Жизни. Бесперечь. Том первый

Ведун также разком кивнул, принял в руки поколь не свернутый пергамент и поспешил вон из ЗлатЗалы. Боримир Ягы дотоль все еще стоящий подле окна залы, неспешно приблизился к Липоксай Ягы и замер обок него.

– Коли это снадобье будет помогать, – прерывая наступившее задумчивое отишье в помещение, произнесла Еси, и, раскинув ручки, обняла полянского вещуна. – Мы поедим на море? Потому как его добыли и даровали, чтобы я обязательно поехала на море… Ну, и конечно, чтобы помочь людям. Потому как тот Бог… тот, что его подарил он такой замечательный, и очень… очень добрый.

– Да, да, ваша ясность, – улыбаясь, откликнулся Липоксай Ягы и погладил божество по головке. – Лишь бы оно и впрямь помогло. Однако было велено еще, что-то передать? Передать Богами?

– Богом… тем же самым… самым лучшим Богом, – недовольно дыхнула девочка, купно сдвигая рыженькие бровки и припоминая указанное Стынем. – Вчера этот помощник Радея Видящего, Бахарь напоил меня каким-то противным снадобьем. И мне приснился странный сон, о котором я поведала Богу. И Бог велел тебе Ксай передать следующее. – Отроковица на миг задумалась, опустила вниз ручки и недвижно замерла, перестав, похоже, даже дышать, а миг спустя молвила, – недопустимо, чтобы над Есиславой проводили обряды… обряды… Ох! как же он их назвал, – огорченно проронила девочка и вскинув вверх левую ручку, потерла перстами кожу на лбу, – ах! Да, прозорливости, ибо данное действо грозит подрывом ее здоровья. Ежели таковое еще раз повторится, Боги будут, – Еси туго вздохнула, да слегка изменив предупреждение, много мягче дополнила, – будут серчать.

– Прозорливости… серчать, – в два голоса произнесли, переглянувшиеся вещуны.

– Ну, не серчать, – отметила Есинька, подумав, старшие жрецы догадались, что она не договорила. – Сказал, накажут не только тех кто это сотворил, но и всю Дари.

Лицо Липоксай Ягы теперь и вовсе стало пурпурным, потому как он никогда не позволил бы себе проводить обряд прозорливости над божеством, абы в свое время получил запрет на него от Бога Дажбы, а следовательно произошедшее с девочкой, за его спиной творил кто-то другой. Старший жрец еще немного медлил, обдумывая свои действия, после перевел взор с отроковицы, которая передав повеления Бога, снова прижалась к нему, на господина стоящего несколько диагонально и вельми властно сказал:

– Господин Благород я учту вашу просьбу, и постараюсь помочь. Хотя ничего не обещая… Ничего. Потому как знахари и волхвы мне сказали, что надежды на рождение у вашей супруги потомства практически нет. И в этом не ваша, а ее вина… А сейчас прошу вас покинуть ЗлатЗал, так как мне надобно срочно заняться насущными делами.

– Хорошо, – согласно молвил господин, и с затаенной завистью оглядев тулившуюся к вещуну девочку, направился к дверям, ведущим из залы.

– Боримир Ягы, потолкуем позже, – не менее авторитарно протянул Липоксай Ягы, повелительно кивнув.

И повенецкий вещун немедля двинулся вслед за Благородом, пред уходом не забыв поклониться божественному чаду. Когда створки дверей за ушедшими закрылись, и ЗлатЗале никого кроме Липоксай Ягы и Есиславы не осталось, старший жрец, опустившись на свой достаточно широкий трон, взял на колени, и крепко обняв любимое чадо, наново заставил рассказать ее о случившемся. Стараясь не только услышать про Бахаря, и повеления Бога, но и желая выведать про сам сон и ощущения испытанные отроковицей. Про сон Еси, как и указал Стынь, не рассказала, а про ощущение толком и не смогла, потому как была еще ребенком.

Липоксай Ягы был очень мягок и нежен с девочкой, так как дюже сильно ее любил, но с теми, кто ему подчинялся, кто от него зависел всегда суров, требуя четкого исполнения поставленных им задач. И, конечно, для него считалось неприемлемым, чтобы кто-то его ослушался, аль поступил против, недопустимым, чтобы кто-то творил без его ведома, за спиной, поддерживая сторонние интересы.

В казонке находился не только Липоксай Ягы, но и Таислав, и Девясил, еще один из помощников вещуна, вельми высокий, худой мужчина с темно-русыми волосами, когда в помещение вошел Бахарь. Это был и вовсе исхудавший мужчина, точно почасту не доедающий в детстве, а потому какой-то забито-полусогнутый. Его блекло-белые повисшие, подобно соломе волосы смотрелись взъерошенными, в одеянии чувствовалась не столько неряшливость, сколько помятость. Та же самая измятость ощущалась на лице знахаря, может потому бледная на нем кожа местами покрылось пятнами, нос явственно припух, а под ним на губах зрелись размазанные потеки юшки, очевидно, утертой перед детинцем старшего жреца. По его внешнему облику, становилось ясным, что Бахарь сразу понял, зачем вызван в детинец. Он, уже вельми долго прислуживающий Радею Видящему и слывущий верным человеком, выходя из своего дома, под охраной наратников, даже попытался убежать. Однако ту безумную попытку немедля остановили, а Бахаря связав, посадили в крытую карету, чтоб он своим потоптанным видом не пугал соседей и не привлекал внимания. Войдя в казонок, Бахарь немедля повалился на колени пред столом вещуна и громко зарыдал.

– Как ты смел… как, – прорычал, сидящий на стуле за столом, Липоксай Ягы, и лицо его побурело. Он был очень разгневан, не только тем, что действовали за его спиной, но и тем, что здоровье столь дорогого ему ребенка подвергли обряду. – Кто? Кто тебя надоумил? Кто заплатил? Кто давалец?

– Не знаю… кто, – мешая слезы и слова, с трудом выдохнул из себя Бахарь, не смея поднять голову и взглянуть на вещуна. – Он не назвался. Сказал, чтобы я напоил настоем чадо. Провел обряд и посмотрел, как божество будет себя вести. Но я только напоил. Обряд прозорливости побоялся проводить, потому как, ее ясность, испив несколько глотков, нежданно без всякого обряда вошла в транс, бездвижно окаменев. Я испугался, хотел было убежать, но божество вдруг глубоко вздохнуло, окаменелость с тела спала. Чадо повернулось на правый бок и уснуло.

– Ты встречался с заказчиком? – голос Липоксай Ягы мешал в себе металлический звон гнева и единожды страх за здоровье девочки, посему Бахарю чудилось, то говорит не старший жрец, а ударяются подле его головы клинки мечей, жаждая проломить череп.

Липоксай Ягы стремительно кивнул Таиславу, как и Девясил, замершему рядом с дверными створками и ведун, немедля, вроде читая мысли своего старшего вышел вон из казонка.

– Завтра. На завтрашний вечер назначена встреча, – продолжал стенать Бахарь и, наконец, приподняв голову, с неприкрытым ужасом уставился в ставшие темно-голубыми очи вещуна. – В трактире «Открытая ночь». Он будет ждать меня в восемь.

В казонок открылась одна створка дверей, и вошли Таислав, Радей Видящий и Браниполк, синдик, возглавляющий военную часть нарати.