Елена Асеева - Коло Жизни. Бесперечь. Том второй

– Итак, Липоксай Ягы, темные люди по велению своего Бога, – на этот раз он не стал как-либо его величать. – Приведут нам в помощь своих людей. Их руки нам понадобятся, также как и руки къметинцев. Думаю, что мы разобьем темных на бригады, а къметинцев поставим во главе. Нам понадобятся люди для тяжелых работ, расчистки земель от леса, переплавки деревьев, работы в каменоломнях. Как таковое строительство будут проводить гипоцентавры. Господом, – Китоврас прервался гулко кхыкнул, словно прочищая голос, а посем дополнил, – Богами поставлены весьма короткие сроки постройки пирамидальных храмов. Так, что приступим к обсуждению деталей.

– Ваше имперское высочество, – обратился к Китоврасу Кентавр и легохонько потряс человечьим торсом, отчего по лошадиному туловищу по шерсти прошлась покатистая волна. Сам лекарь торопко ступил вперед, и, подойдя как можно ближе к трону обоих правителей досказал, – пред тем как вы начнете обсуждать детали с людьми позвольте увести отсюда, как и было обговорено, госпожу Есиславу.

Лицо девушки несмотря на мягкость говора лекаря и почтительный взгляд покрылось густым румянцем, понеже она стала серчать на гипоцентавров. Несомненно, осведомленные о проблемах с Крушецом нынче они желали, как осознала Еси, возложить болезнь лучицы на ее плечи. Их отношение к ней таило в себе не только обожание, почтение, но и явно несло боязнь, точно они страшились не так взглянув разрушить ее спокойствие навсегда.

– Допрежь того как я решу Кентавр идти с вами или нет, – достаточно жестко молвила юница, – надо предложить сесть моему отцу, Липоксай Ягы. – Есиньку вдруг словно обожгло раздражением, единожды дыхнувшее на нее обидой за то, что дорогой ей человек все еще стоит. – Мне не нравится, что мы сидим, а отец стоит, – дополнила Есислава, и поднялась с трона.

И тотчас со своего сидалища-ложа вскочил Китоврас, и как-то беспокойно огляделся. Судя по всему, император привык, что люди пред ним всегда стоят. Однако, он минуту спустя справился с собственной растерянностью и кликнул стоящему обок створок караковому гипоцентавру в темно-зеленой безрукавке:

– Сет призови сюда Полкана и принеси, какое сидение Липоксай Ягы. Я не подумал предложить ему сесть, Господа ради, простите госпожа Есислава!

И голос Китовраса прозвучал так низко, слышимо выпрашивая у юницы прощение и ощущая собственную неразумность, что та мгновенно прекратила гневаться. Тем временем и вещун обрел свою властность, присущую ему все эти лета по статусу старшего жреца и потерянную на малость при виде столь величественного народа, их изумительного корабля, поколь… а вернее, будучи всегда недоступному разумению человеческого разума.

– Ничего, ничего Есинька, – молвил Липоксай Ягы, и спина его выровнялась, и сам он стал значимее, горделивей. – Я постою, а ты присядь, милая моя. Тебе нужно отдохнуть, а то лучше сходить с лекарем Кентавром. – Вещун на миг притих, прислушиваясь к распоряжениям, что шептал бес, а после дополнил, – да лучше сходить с лекарем… Сходить поколь мы с его имперским высочеством все обсудим.

– Нет! – не менее властно отозвалась Еси, теперь гневаясь и на отца, да узрев, как лекарь сделал значимый шаг навстречу ей и пригласительно протянул руку. – С Кентавром я не пойду. Мне это без надобности… и вообще, – юница надрывно передернула плечами, и немедля колыхнулось позадь нее свечение, точно Крушец взволновался внутри головы. – Более не желаю, чтобы меня осматривали, лечили… и тому подобное. Так и передайте, – Есинька несмотря на испуганно-взволнованные лица присутствующих, шагнула вперед. И не мешкая расступились, склонившись пред ней кмътенцы и гипоцентавры, высвобождая проход. – Так и передайте, – досказала она, направляясь к выходу из залы, – Господу Першему!

Есислава, похоже, взбунтовалась. И, несомненно, в том ее поддержал Крушец, оно как будучи своевольником не желал идти по начертанному пути, по выгрированным на нем и в нем Родителем кодам, всяк раз пробуя свои силы, способности. По своей сути Крушец был вольнодумцем, сущностью которая не может отрицать бытие Бога, являясь частью сего великого Творения, однако совсем тем желает мыслить и поступать лишь по ему ведомому разумению. Еси не просто покинула залу, сфероид, но, и, усевшись в карету, укатила к ладье, что въехав носом на речной брег, ожидала возвращения вещуна и его приближенных. И это несмотря на то, что следом за ней направился Кентавр обеспокоенный не только ее состоянием, но и обуявшим их обоих с Крушецом раздражением, которое, по-видимому, и проявилось в вибрации сияния отбрасываемого нимбом.

Поднявшись на ладью Есислава скрылась в своей каюте, что располагалась в ее середине, и, закрыв дверь, опустилась на плетеное покачивающееся кресло даже и не приметив ошарашенного состояния команды при виде гипоцентавров. Так как Кентавр не просто пришел следом за каретой девушки, а появился в сопровождении трех гипоцентавров также как Сет обряженных в зеленые безрукавки.

Внутри юницы все горело от возмущения, поелику ее теперь не просто утомляло, а прямо-таки возмущало это постоянное вмешательство в ее жизнь… тело… естество… и не только знахарей дарицев, не только бесиц-трясавиц, Родителя, но и днесь прибывших гипоцентавров. Точно не существовало более ее мнения, желания, хотения. Да и если говорить честно в глубине сути-мозга Еси совсем не давно, словно после последнего вмешательства и лечения бесицами-трясавицами глаза, появился непреодолимый страх по поводу собственного будущего. Иноредь и вовсе чудилось, что его… того самого будущего у нее нет. Оно, сие будущее стало истончаться еще по мере полета к Родителю и как-то единожды иссякло с возвращением. Дотоль оно явственно существовало… жило… росло в ее животе, а после того как плоть Есиньки разорвали на части и из головы вынули Крушеца грядущее окончательно испарилось. И эти ощущения, о которых юница, ни кому не говорила и даже не озвучивала самой себе ноне, впрочем, в ней властвовали, может потому как их ей посылал сам Крушец.

Покачиваясь в кресле, Есислава слышала весьма четкое цоканье копыт по палубе ладьи, фланирующего подле надстройки Кентавра, какую-то глухую, испуганную молвь обеспокоенных такой невидалью людей. Припоминалось девушке пережитое, не только полет к Родителю, но и жизнь обок манан, дарицев. Легкими толчками отзывался внутри живота растущий сыночек и нащупав его махую пяточку, сквозь ткань синего крашенного холста дубаса, сарафана где в боковые проймы вшивалось множество крупных клиньев, Еси принялась нежно ее поглаживать. Занятая тем полюбовным занятием юница и не заметила, как задремала.