Александр Михайловский - В царствование императора Николая Павловича. Том первый (СИ)

— Ну, а что Севастополь, он выдержал осаду? — с надеждой в голосе спросил Николай.

— Нет, Николай Павлович, — ответил Шумилин, — врагу после нескольких кровопролитных штурмов удалось овладеть его южной частью. Наши войска отошли на Северную сторону.

— Но почему? — с горечью воскликнул Николай, — Почему все так случилось? Неужели русские солдаты были недостаточно храбры, а русские генералы не преисполнены были решимости сражаться за Отечество? Что с лучилось с Россией и ее армией?

— Войска наши сражались храбро, а многие из военачальников честно сложили головы, защищая Севастополь, — ответил Александр. — Вот, например, у моего друга, Виктора Ивановича Сергеева, предок был рядовым Селенгинского пехотного полка. Он отличился во время обороны Севастополя, сумел вывести в офицеры своих детей, и его род вот уже на протяжении полутора веков честно служит Родине, защищая ее от врага.

— Похвально, похвально, — сказал Николай, — но вы ничего не сказали мне про то, что послужило причиной захвата врагом части Севастополя? И почему моя армия, которой я уделял столько внимания, и тратил на нее столько денег, оказалась неспособной отразить вражеское вторжение?

— На это, Николай Павлович, есть много причин. — сказал Шумилин. — Кстати, вы не против выпить еще кофе?

— С большим удовольствием, Александр Павлович, — ответил царь, — а вы пока будете его готовить, подумайте над ответом на мой вопрос. Я понимаю, что ответить на него будет непросто, но я вас не тороплю…

Когда Александр вошел в комнату с кофейником в руках, Николай, поднявшись с мягкого дивана, внимательно разглядывал картины в рамках, висевшие на стенах комнаты.

— Александр Павлович, — спросил он, — а что это за люди, изображенные на этих картинах? Например, вот этот военный — и Николай показал на репродукцию портрета художника Серова, изображавшего императора Александра III, стоявшего подбоченясь с рапортом в руке.

— А это, Николай Павлович, ваш родной внук, император всероссийский Александр III, — ответил Шумилин. — Очень умный и талантливый человек.

— Вот он какой, внук мой, — сказал Николай, с интересом посмотрев еще раз на портрет, — только борода у него, как у мужика. А ростом и статью — весь в меня.

— Да, Николай Павлович, — сказал Александр, поставив перед императором чашку с дымящимся кофе, — жаль только, что поцарствовать ему довелось сравнительно немного.

Но вернемся к вашему правлению. Вы, действительно, задали мне очень трудный вопрос. И ответить на него так сразу будет непросто. Начну с самого болезненной для России проблемы — с крепостной зависимости крестьянства…

— Александр Павлович, — царь укоризненно посмотрел на Шумилина, — если бы вы знали, сколько сил я потратил на то, чтобы как‑то разрешить этот вопрос. Вы правы, крепостная зависимость — наше проклятие. Но нельзя вот так просто освободить крестьян и дать им землю. Что же тогда будет с дворянством, которое является опорой нашего государства?

— Знаю я все, что вы уже сделали и еще сделаете, Николай Павлович, — ответил Шумилин, — я помню, что к концу вашего царствования сократилось численности крепостных крестьян с 57–58 % в 1817 году, до 35–45 % в 1858 году. Именно при вас прекратилась раздача государственных крестьян помещикам. Знаем мы и облегчения и льготы, которые получили при вашем правлении помещичьи крестьяне. Вас сын, император Александр II, завершит вашу работу, в 1861 году отменив крепостное право. Правда, при этом он заложит такую мину под фундамент государства, что… Впрочем, об этом лучше поговорить отдельно.

А вот насчет армии российской — это особый разговор. Я знаю, что она для вас, Николай Павлович, любимое детище. Только, к сожалению, армия наша оказалась не готова к войне с европейскими державами. Знаю, что продолжение нашего разговора, касаемое армии, будет для вас очень неприятно. Может быть, отложим его?

— Нет уж, Александр Павлович, — сказал Николай, криво усмехнувшись, — замахнулись — бейте. К тому же, лекарство большей частью бывает горькое на вкус. Придется его принять, даже если оно будет малоприятным. Итак, я слушаю вас…

Война — дело серьезное…

Шумилин посмотрел на Николая с жалостью. Все‑таки неприятно лишать человека веры в то, чему он посвятил всю свою жизнь. Но иначе нельзя — трудно будет потом что‑либо изменить в той реальности, и снова все может повториться: Восточный кризис, Крымская война, поражения при Альме и Евпатории, а потом — смерть от пневмонии на железной походной койке…

— Николай Павлович, — осторожно начал Александр, — я знаю, что армия для вас — все. Вы никогда не жалели денег на ее оснащение и содержание. Но тратились ли они с толком?

— У вас есть сомнения в этом? — встрепенулся Николай, — я готов выслушать их.

— Есть, и немалые. Причем, для начала я процитирую записки некоторых ваших современников, не называя, впрочем, их фамилий. Это не суть важно.

Вот, мнение человека, который позднее станет военный министром в правительстве вашего сына, и неплохим, кстати, министром: "…Даже в деле военном, которым император занимался с таким страстным увлечением, преобладала та же забота о порядке, о дисциплине, гонялись не за существенным благоустройством войска, не за приспособлением его к боевому назначению, а за внешней только стройностью, за блестящим видом на парадах, педантичным соблюдением бесчисленных мелочных формальностей, притупляющих человеческий рассудок и убивающих истинный воинский дух"…

— Александр Павлович! — возмущенно воскликнул Николай, — неужели вы считаете, что армия любой страны мира может существовать без дисциплины, умения держать строй и соблюдать общепринятые воинские ритуалы?

— Нет, я так не считаю, — ответил Шумилин, — без дисциплины армия — это стадо баранов. Да и строевая подготовка нужна, спору нет. Но все должно быть в меру. Солдат предназначен не для парада, а для войны. Он должен учиться не тянуть носок на плацу, а убивать своего противника в бою, причем, делать это он должен лучше, чем этот самый противник — иначе убьют его. И учить солдата надо, прежде всего, стрелять, причем, быстро и метко, передвигаться и маскироваться на местности, ну, и уметь думать. Как говорил великий Суворов: "Каждый воин должен понимать свой маневр…" А ведь сейчас как случается — порой не каждый генерал может разобраться в том, что происходит на поле боя.

— Все это так, но разве мы не учимся всему тому, о чем вы сейчас сказали, — возмутился Николай, — к тому же те, о которых вы уничижительно говорите, заслуженные командиры, отличившиеся во многих сражениях!

— Генералы должны не саблей рубить и штыком колоть, — заметил Шумилин, — а управлять войсками на поле боя. Тут одной личной храбрости мало. Нужно еще и умение думать, причем, думать быстро и не шаблонно. А у некоторых военачальников часто отсутствует умение принимать верные и своевременные решения на поле боя.