Р. Скотт Бэккер - Воин Доброй Удачи

Лишь особая точность и резкость исполнения отражала то, что переворот совершил дунианин.

– Люди никогда ему не поверят! – воскликнул Имхаилас, так и не дождавшись от нее ответа. – В этом я уверен!

На нее накатило ощущение обреченности.

– О, нет, – вымолвила она, уронив голову, – поверят.

Предложенная народу история была достаточно проста, чтобы в нее поверить. Механизм сломан, а он – Избранный Лудильщик.

– Почему? Как они могут?

– Потому что он обратился к ним первым.

Все трое обдумывали последствия этого разрушительного действия.

Невозможно было прожить так долго бок о бок с Анасуримбором Келлхусом и не развить обостренного внимания к движениям своей души: мыслям, чувствам и – важнее всего – к складывающимся привычкам поведения. Пребывание в центре власти долгие годы притупило чуткость. Ничто так не мешает внутреннему зрению, как рутина.

Но теперь… Майтанет уничтожил все привычное, и теперь она увидела себя с особой ясностью. Беглая императрица. Мать, у которой отняли детей. Замкнутый круг тревоги, отчаяния, ненависти и странного отупляющего промежуточного состояния. Необходимость выжить.

Онемение. Сил больше черпать неоткуда, поэтому она пыталась удержать это состояние.

– Он именует себя императорским опекуном, – продолжал Имхаилас, у него на глаза навернулись слезы от невозможности ничего предпринять и отвращения.

– А что армия? – услышала Эсменет вопрос, сорвавшийся с ее губ. Лишь боль в напрягшемся горле указывала, насколько ответ на этот вопрос был важен.

Прежде Имхаилас выглядел торжественно и серьезно, но теперь посмотрел на нее с неприкрытым страхом.

– Говорят, предатель Антирал встречался с Майтанетом в храме Ксотеи и прилюдно поцеловал ему колено.

Эсменет хотелось дать выход своему гневу, чтобы выместить на простых вещах горе из-за огромной несправедливости, жертвой которой она стала. Хотелось обрушить на генерала Антирала гору проклятий в адрес тех, кто выбрал бесславный путь предательства…

Но вместо этого она продолжала смотреть на сидевшую на полу возле Имхаиласа Нари. Девушка взглянула на нее в ответ – быстрый по-звериному взгляд, – но в страхе отвела глаза. Эсменет заметила, что девушку бьет дрожь. Лишь рука, державшая перед Имхаиласом бокал с вином, оставалась неподвижной.

И Священная императрица Трехморья ощутила горький вкус, неведомый ей с того безумного дня, когда она отвела дочь к работорговцам в гавань много лет назад.

Вкус поражения.

Лето. Новой Империи Год 20-й (4132 Год Бивня),

равнины Истиули

С белыми как снег волосами, как опахалом, она занималась с ним любовью.

Они презирали друг друга, но их страсти это не помешало. Последние ее стоны даже заставили прислугу прибежать в суматохе как раз в тот момент, когда она вжалась в него всем телом до предела. Оба восприняли это смятение со смехом. Когда силы уже иссякли и сон начал его побеждать, ему пришло в голову, что доводить женщину до исступления, даже самую бессердечную, если уж она его жена, вовсе не зазорно.

Он даже не удосужился спросить, зачем она его соблазняла. «Может, между нами настанет мир», – подумал он, погружаясь в сон…

Но, к удивлению, заснуть оказалось не так просто.

Сквозь веки он смотрел на то, как Айива, уже семь лет как его жена, голышом побежала в кладовую и достала из шкафа зелье, уставившись на флакон с ужасом и злорадством. Затем решительно обернулась к нему.

– О, как же она будет рыдать, – прорычала она, – грязная шлюха… а я буду наблюдать и наслаждаться каждым моментом, как же разобьет ей сердце весть о том, что ее любимый Принц умер в объятиях своей жены!

Он попытался что то сказать, когда она наклонилась над ним, держа в руках черный флакон, словно лекарство, но он не мог даже пошевелиться, сон сковал его.

– Но ты не умрешь, мой герой. Нет-нет! Я паду на твое бездыханное тело и буду лить слезы, лить, лить и взывать к небесам, чтобы тебя похоронили как человека, а не сожгли как нелюдя.

Он пытался выплюнуть зелье, льющееся в рот, даже руки дернулись в попытке добраться до ее бледной шеи.

– О, муж мой! – шепотом восклицала она. – Мой милый, милый муж! Разве ты не понимал, какую обиду я держу на тебя!! Ну ничего, скоро ты все поймешь. Когда тебя заберут. Изобьют совсем, тогда ты ощутишь всю мощь моей злобы!

Холодная жидкость проникла сквозь зубы и начала жечь ему глотку.

И наконец его спящее тело отозвалось на тревогу, Друз Акхеймион поднялся, задыхаясь и кашляя, отбиваясь от туманного образа чужой коварной жены.

Пропала древняя спальня. Пропал проникающий в комнату тусклый свет полудня.

Но яд все еще жег его изнутри.

Сидя на сухой траве, он долго отплевывался, покачиваясь и зажав голову руками.

Нау-Каюти. Он в Сновидении был Анасуримбором Нау-Каюти…

Когда его убивали в незапамятные времена.

Что же происходит?

Он повернулся к Мимаре, которая лежала не двигаясь, даже ее убогая одежда и огрубелая кожа не мешали ее красоте. Он вспомнил ее роковое заявление во время их первой и последней ночи вместе.

«Ты стал пророком… пророком прошлого».

Никогда он не видел ничего похожего, даже в самых темных кошмарах Сесватхи.

Они пересекали следы оленьих стад, по огромным равнинам разбегались, как прожилки, пересекающие друг друга бесчисленные тропы во все стороны, до горизонта. Видавшие всякие виды скальперы лишь присвистнули, пытаясь вообразить размеры стада, которое могло так истоптать землю.

– Земля содрогается при виде их, – поведал им Ксонгис тем вечером. В свою бытность Имперским Следопытом ему не раз приходилось встречать на своем пути такие стада. – Даже голые бегут от страха.

Но это…

Все утро они перебирались по, казалось, бесконечным, нагроможденным на друг друга ломтям земли, череде плоских холмов, все вверх и вверх. На гребне путники приостановились перевести дыхание, но его сразу же перехватило от вида открывшейся картины.

Это напомнило чародею Великий Каратай, неужели засуха превратила Истиули в северную пустыню? Пока его усталый взгляд пытался различить что-то вдали, он вдруг понял, что перед ним следы чего-то более грандиозного, нежели сплетенные меж собою оленьи тропы…