Р. Скотт Бэккер - Воин Доброй Удачи

Нари была сломлена, в этом сомнения не было. Даже жрицы Гиерры, продававшие себя по велению своей богини и храма, внутренне ломались. Продавать близость означает выворачиваться наизнанку, превращать в согревающий других плащ собственное сердце. Но выворачивать душу можно лишь до поры до времени, а потом все безнадежно спутается, все ориентиры.

Да, сломлена. Эсменет видела трещины прямо в плавающем взгляде девушки. Вопрос был только в том, каким именно образом. Выставлять себя на продажу вовсе не означало полностью лишаться веры в людей, чувства достоинства или сострадания, но сами понятия менялись. Нари верила в то, что людям можно доверять, ревность охраняла ее чувство собственного достоинства, и сочувствие другим было ей не чуждо, но все это выражалось особенным образом.

– Мне нужно оправиться, – наконец сказала Эсменет.

– Простите-простите-простите! – воскликнула девушка, соскакивая с кровати. Затем подбежала к шелковой вышитой ширме сбоку от ее кушетки. Отодвинув одну из выцветших створок, она с поклоном показала на фарфоровый белый ночной горшок. Эсменет кротко поблагодарила ее.

– Нари-и-и! – раздался голос с галеотским акцентом одной из девиц, выставлявших ляжки из окна напротив. – Нари-и-и! Кто это там у тебя?

– Смотри себе в постель! – откликнулась нильнамешка, поспешив притворить ставни на ближнем окне.

Шлюха хрипло рассмеялась, Эсменет слышала такой смех множество раз прежде.

– Ковры чистим, верно?

Почти в панике, Нари объяснила, что обычно они не затворяют ставен, когда работают, из соображений безопасности.

– Знаю, – сказала Эсменет. – Сама так делала.

Теперь она осознала крайнюю сложность положения Нари. У той, как водится, все соседи знакомые, и ее тоже все знают. Эсменет по своему опыту представляла обычаи людей в городе сбиваться как бы в племена и деревушки, заботясь друг о друге, завидуя, подглядывая, ненавидя.

Стукнули ставни на втором окне, и комната погрузилась в полумрак, пока Эсменет справляла нужду. Выйдя из-за ширмы, она увидела, что Нари, по-прежнему голая, сидит на кровати, скрестив ноги, и плачет. Не раздумывая, она обняла ее за плечи и по-матерински притянула к себе.

– Ну-ну, – сказала Священная императрица.

Она вспомнила голод и как Мимара с каждым днем словно пряталась все глубже в свои кости. Как у нее сердце разрывалось, когда она вела дочь работорговцам в гавань. Как она не хотела верить, что выполнит принятое решение. Неотвратимость. И тоненькие пальчики, доверчиво сжимавшие ее руку.

И ей до боли захотелось не отпускать эти костлявые пальчики, обнять бы их тогда своими истощенными руками… и умереть вместе с единственной доченькой. Мимарой.

Единственной непроданной вещью.

– Я понимаю.

Сколько времени прошло с тех пор, когда она погрузилась в свое прошлое?

Яркая полоска света вокруг ставен посерела, а Эсменет все сидела с девушкой. Нари не знала, сколько ей точно лет, только что пять лет минуло с тех пор, как она созрела и расцвела. Ее воспитали как йитариссу – ритуальную гаремную рабыню, каких любят нильнамешские аристократы. У ее владельца были владения в Инвиши, где они проводили зиму, и в горах Хинаяти, куда они уезжали переждать самые жаркие летние месяцы. Она страстно любила его. Видимо, он был достаточно заботливым и добрым человеком, осыпавшим ее подарками, чтобы загладить вину за неминуемо наносившиеся травмы. Но c первым кровотечением наступила катастрофа. Вместо того чтобы продать ее в публичный дом, что ждало большинство йитарисс, хозяин отпустил ее на волю. Почти сразу после этого она сделалась любовницей другого благородного нильнамешца, которого направили в Момемн четыре года назад в качестве торгового представителя. Именно он приобрел для нее эту желтую комнату и роскошную мебель. Нари любила и его, но через год, когда его посольство закончилось, он, не сказав ей ни единого слова, уехал с женой и домочадцами обратно в Инвиши.

Почти сразу после этого она начала торговать собой.

Эсменет слушала ее рассказ как бы с двух сторон: у проститутки в прошлом уют и относительная роскошь жизни Нари вызывали некоторое презрение, но стареющую мать ужасало, как девушкой воспользовались и выбросили, только чтобы попользоваться и выбросить снова.

– Я хочу помочь вам! – воскликнула Нари. – Имма, он… он… я…

Вот так всегда и оправдывают жестокость. Вся жизнь – страдание. Жизнь, когда простое выживание кажется неоправданным риском. Слишком искаженная, чтобы стыдиться героических порывов.

Эсменет попыталась представить себя на ее месте, что бы она сделала, приведи к ней кто-то из клиентов беглянку, не говоря уже об императрице Трехморья. Ей бы хотелось думать, что она проявила бы смелость и щедрость души, но обманываться не могла: она сделала бы то, что судьба требовала от всех продажных женщин – предала бы ради самосохранения.

Лишь ради Акки она смогла пойти на такой риск, поняла она.

Ради любви.

Ей стали ясны причины страданий девушки. Нари любила Имхаиласа. Она сделала его средоточием всех своих нехитрых надежд. Будь он лишь очередным клиентом, она бы вела себя отстраненно, как обычно делают проститутки по отношению к людям, которым вынуждены причинить вред. Он был отнюдь не очередным. И вот явился требовать от нее смертельно опасной услуги.

Множество людей погибло и продолжало умирать из-за нее, Анасуримбор Эсменет. С этой минуты она будет навлекать смертельную опасность на всякого, кто, увидев ее, не донесет немедленно Рыцарям шрайи о ее местонахождении. Она стала самой разыскиваемой беглянкой во всем Трехморье.

– Прошу вас! – Голос Нари из-за акцента казался совсем жалостным. – Пожалуйста! Священная императрица! Вы должны найти какое-то другое место! Тут вы не… не в безопасности! Здесь слишком много глаз!

Однако Нари не просто просила ее укрыться в другом месте. Она молила ее взять эту ответственность на себя, чтобы сохранить свои отношения с Имхаиласом.

И если бы не ответственность за детей, Эсменет, возможно, и поступила бы точь-в-точь таким же образом.

– Почему? – раздался мужской голос из-за их спины. Обе женщины ахнули и так подпрыгнули на кровати, что у нее что-то треснуло. У двери стоял Имхаилас, закутанный в плащ, который смотрел на Нари с неприкрытым возмущением. Сочетание мрачности и удивления на лице делало его похожим на привидение. – Почему мы тут не в безопасности?

Девушка тут же опустила глаза – вероятно, наученная поступать так с детства, решила Эсменет. Имхаилас обошел кровать, на глазах свирепея. Половицы скрипели под его сапогами. Девушка продолжала сидеть неподвижно и покорно смотреть вниз.

– Что это? – спросил он, потянув за простыню, которой Нари закутала плечи. Девушка прикрыла обнаженную грудь рукой. – Ты принимала клиентов? – тихо, словно не веря своим глазам, проговорил он.