Адриана Трижиани - Жена башмачника

– Отца мужа звали Карло Ладзари. Он работал здесь примерно четырнадцать лет назад.

– Хотите, я проверю? – предложил мистер Ренна.

– Благодарю вас.

Ренна ушел проверять информацию о счетах Карло Ладзари. От волнения Энцу слегка подташнивало. Она вспомнила итальянскую пословицу: «Если любишь кого-то по-настоящему, то у тебя болят его раны». Энца не знала, в чем причина – в том, что она так переживает за Чиро, или в тайне, окружавшей исчезновение старшего Ладзари.

Ренна вернулся:

– Ну что ж, счета закрыты. Но есть банковская ячейка.

– Ключа у нас точно нет, – сказала Энца.

– Он хранится здесь. – Ренна порылся в ящике стола и вынул маленький ключ. – Я могу показать вам сейф.

Энца заколебалась:

– Не следует ли мне подождать мужа?

– У вас есть право подписи на все счета вашего мужа, включая те, что относятся к его бизнесу. Вы уполномочены открыть эту ячейку, если желаете.

Следом за мистером Ренна Энца вошла в тяжелую железную дверь, за которой скрывалась большая комната с мраморным полом. Вдоль стен тянулись ряды стальных сейфов, помеченных номерами. Мистер Ренна извинился и вышел в основное помещение банка.

Энца отправилась на поиски ячейки номер 419. Найдя, вставила ключ. Руки у нее дрожали. Внутри лежал простой белый конверт, слегка пожелтевший от времени. Запечатанный. Ни имени, ни обратного адреса.

Энца вытащила из волос шпильку, осторожно вскрыла конверт и достала какой-то документ.

Горнодобывающая корпорация Берт-Селлерс

Хиббинг, Миннесота

500 акций компании

Карло А. Ладзари

Энца сложила бумагу и вернулась к столу мистера Ренна.

– Извините за беспокойство, но не можете ли вы мне объяснить, что это?

Мистер Ренна развернул документ. Его лицо расплылось в широкой улыбке.

– Миссис Ладзари, сегодня для вас счастливый день. Такие акции стоят теперь по доллару за штуку. Это если вы продадите бумаги прямо сегодня. Но вы можете сохранить акции и следить за ростом курса.

– Я не понимаю.

– В нашем банке полно ячеек с невостребованными акционерными свидетельствами. После катастрофы 1904 года компания Берт-Селлерс чуть не разорилась. Они даже не пытались рассчитаться с каждой семьей, но возмещение ущерба все равно требовалось. Тогда компания выпустила акции. Некоторые из погибших не оставили наследников. Другие не оставили сведений, позволявших наследников отыскать. Но у каждого была ячейка в банке. Как удачно, что мы решили сегодня проверить депозит. Когда ваш муж и мистер Латини приходили за ссудой, мы не сообразили это сделать. Думаю, это и называется судьбой.

Возвращаясь на трамвае в Чисхолм, Энца снова и снова с осторожностью заглядывала в конверт. К Вест-Лейк-стрит она нетерпеливо бежала. Чиро полировал пару рабочих ботинок механическими щетками. Энца выключила машину:

– Чиро, ты не поверишь! Я ходила в банк обсудить мою идею о торговле обувью, и мистер Ренна обнаружил депозитарную ячейку на имя твоего отца. Поскольку у меня есть право подписи, он разрешил мне ее открыть. Смотри! – Она вручила ошарашенному Чиро конверт. – Отец оставил тебе акции. Дорогой, здесь больше пятисот долларов!

Чиро положил сертификат на верстак, встал, включил машину и продолжил полировку. Энца была озадачена, волнение уступило место гневу. Она снова повернула выключатель:

– Что с тобой не так?

– Мне не нужны эти деньги.

– Почему? Они принадлежат твоему отцу. Ты всегда говорил, что хотел бы, чтобы у тебя что-нибудь от него осталось. Эти акции – возмещение ущерба, выплаченное компанией за его смерть.

– Но это уже ничего не изменит, правда же, Энца?

– Ему бы хотелось, чтобы акции достались тебе.

– Купи на эти деньги мебель. Или пошли моему брату как пожертвование для бедных. Эти акции – плата за кровь. Они могли бы изменить нашу жизнь, если бы нашли нас четырнадцать лет назад, когда моей матери пришлось продать все, чтобы выплатить долги. Но сейчас ее нет с нами, мой брат – священник, а мне эти деньги не нужны.

Он указал на полки, заполненные ботинками. У каждой пары был ярлычок, на котором значилось имя клиента и время выполнения заказа.

– Вот мое наследство. Упорный труд. Ты. Мы. А остальное не имеет значения. Это всего лишь деньги. Деньги, которые я не заслужил. Они – напоминание обо всем, что я потерял и никогда не обрету вновь.

Энца молча сложила бумагу и убрала в конверт. К этому вопросу она больше не возвращалась. Просто обналичила акции и открыла в Чисхолме совместный банковский счет. И постаралась забыть.

Вход в квартиру Латини украшали гирлянды еловых ветвей, перевязанные голубыми лентами. Дверь открыл Луиджи:

– Buon Natale!

Луиджи обнял сначала Энцу, потом Чиро, забрал у них пакеты и свертки. Паппина украсила праздничный стол свечами и белым фарфором. Запах соуса из сливочного масла с чесноком, томившегося на плите, разливался по всем трем комнатам квартиры. К пустой колыбели в углу были привязаны тонкие белые ленточки. Паппина, на последнем месяце беременности, хлопотала на кухне. Она не могла нарадоваться гостям.

– Что готовишь? – спросил Чиро.

– Улиток с маслом и чесноком.

– А пятицентовик положила?

– Нет еще. Действуй!

Чиро выудил из кармана монетку и бросил в сковороду, где тушились улитки. Через несколько секунд Паппина выловила монетку, по-прежнему сиявшую серебром. Итальянцы не едят улиток, если монета потемнела. Ведь это верный признак, что улитки испортились.

– Отличные!

– Хорошо бы! Умираю с голоду, – объявила Энца, входя в кухню и тут же отбирая у Паппины кастрюлю с пастой.

Следом появился и Луиджи с бокалами вина.

– Сегодня утром Чиро ходил со мной к мессе.

– Да быть не может! – воскликнул Луиджи.

– А мы были в церкви Святого Альфонса, – сказала Паппина.

– Если мы хотим крестить ребенка, должны платить десятину, – объяснил Луиджи.

– Тебя послушать, так все, что церкви нужно, – твои деньги, – заметила Паппина.

– И от денег не откажутся, но предпочитают души, – сказал Чиро.

– Твой брат – священник, а ты такое говоришь! – Энца слегка хлопнула Чиро по щеке. – Знаешь ведь, что тебе там понравилось. Славословия и гимны ты слушал с удовольствием. Верно?

– Ну да. А глядя на статуи, словно возвращался во времена Сан-Никола. Удивительно – то, чем ты занимался в детстве, навсегда с тобой.

– Надеюсь, кое с чем ты все же расстался, – пошутил Луиджи.

– Да, я теперь счастливый муж. Смотрю только на Энцу.

– Умница, – рассмеялась Паппина.

– Я изменился к лучшему, – улыбнулся Чиро.

– Ловим тебя на слове, – сказала Паппина. – Отнесешь блюдо с индейкой на стол? Здесь нужна мужская сила. Я не вынимала из птицы кости.