Дарья Плещеева - Охота на льва. Русская сова против британского льва!

Но когда друзья прибыли в «Чепуху», то обнаружили, что ресторан на весь вечер снял какой-то гуляющий без чувства меры купец.

— На что ему весь ресторан, братец? — спросил ошарашенный Барсуков у швейцара.

— Тс-с-с!.. Бабу свою изволят голой добрым людям казать! — прошептал почтенный бородатый служитель.

— Это как же?!

— Тс-с-с… Она уже там! Плясать будет телешом. Тьфу, прости господи! — И швейцар тихонько перекрестился.

— Да ты, братец, спятил. Как это вдруг — плясать телешом?! — не поверил Давыдов. Он знал, конечно, что в столичных борделях за деньги и не такое непотребство покажут, но чтобы в приличном ресторане?

— А вот так. Ремесло у ей такое. Сказывали, ей за то большие деньги платят. И еще раз — тьфу!..

— Да это же наверняка Мата Хари! — сообразил Барсуков. — Денис, нам несказанно повезло! А скажи, братец, купца-то ты знаешь?

— Как не знать, — приосанился швейцар, — господин Бабушинский!

— Точно. Бабуин! — воскликнул Давыдов. — Русский бабуин! Все сходится!

— Тише ты… А что, братец, не провел бы ты нас потихоньку в ресторан? — любезно спросил Барсуков. — Да не усадил бы в темном уголке? А мы готовы соответствовать…

И он полез в карман, всем видом показывая — соответствие будет щедрым.

— Нешто с распорядителем договориться? — задумчиво спросил сам себя швейцар.

— И распорядителя не обидим.

— Я не пойду, — сказал Давыдов. — Ты как знаешь, а мне там делать нечего. На голеньких девочек я могу за небольшую плату в других местах посмотреть.

— Но это же Мата Хари! Вся столица шумит! — изумился Барсуков.

— Дура она… — буркнул Денис.

— Странное у тебя понятие о женском уме. Вон — Бабушинского с ума свела, он ей непременно дорогие подарки делает, значит, по-своему — не дура!

Давыдов невольно расхохотался.

— Он ее за то и любит, что совершенно невозможная дурында. Она глупости говорит, русским бабуином его называет, а он от этого в восторге. И ведь как говорит! Подойдет вплотную, прямо в лицо тебе дышит, и какие-то колебания от нее исходят… — Денис замолчал и задумался. — А может, и впрямь? Любопытно ведь, что там могут быть за пляски? Соблазнительные, поди, до последней степени…

— Я понимаю, что ты не хочешь с ней встречаться, — сказал Барсуков, которому Давыдов вкратце доложил о визите к Крестовской, объяснив этот визит просьбой своей столичной родни. — Так ведь нас спрячут. Засунут в какую-нибудь щелку, как клопов, и мы оттуда подглядим. Одно дело, когда эта мадамочка в частных домах выступает, где приличная публика, и совсем другое — для Бабушинского и его дружков. Улавливаешь?

— Да уж…

Уговорившись со швейцаром о цене авантюры, приятели проникли в «Чепуху» со двора и прошли через кухню. Как во всяком приличном ресторане средней руки, в «Чепухе» имелись и просторный зал, и отдельные кабинеты на балконе — вроде лож, даже со шторами. В такой кабинет и препроводили Барсукова с Давыдовым, строго наказав электрическую лампочку не зажигать, сидеть тихо, как мыши под веником, и шторы не раздергивать, а смотреть в щелочку. Потому что ссориться с Бабушинским — это нужно сперва исповедаться, причаститься и завещание написать.

Купец славился буйным и страстным нравом. Посылка медвежонка в кадушке относилась к самым мирным из его проказ. Как-то он поспорил с другим таким же затейником, кто больше съест арбузов. Начали спор в трактире Тестова, где угощались знаменитой тестовской кулебякой, потом как-то загадочно переместились на телеграфную станцию, что на Мясницкой. Там господа, пришедшие отправить срочные депеши, были сильно недовольны вторжением двух расхристанных детин, за которыми следовала банда прихлебателей с арбузами. Способ поедания был вполне в духе Бабушинского — арбуз резали пополам, и спорщики вычерпывали ложками мякоть, каждый из своей половины. Послали за городовым. Бабушинский надел служителю порядка на голову недоеденную половинку арбуза и с торжествующим хохотом убежал. Дальнейший путь спорщиков был отмечен дракой с извозчиками на Лубянке, потом они вломились в «Славянский базар» на Никольской. Там Бабушинский опознал карточного шулера, который ловко его обчистил на Нижегородской ярмарке. Спорщик, тоже именитый купец, проявил солидарность, и вдвоем они кинулись вязать злодея. Тот, убегая, опрокидывал столы, перебил прорву дорогой посуды и устроил величайший переполох в огромном двусветном зале, которым гордились хозяева «Славянского базара». Потом, когда прибыла полиция, уже невозможно было определить, кто, метнув в шулера арбуз, промахнулся и угодил в лоб почтенному воронежскому помещику, прибывшему в кои-то веки с семейством посмотреть на Первопрестольную.

Игрушек у Бабушинского было много. Он где-то раздобыл старую цыганку-гадалку и возил по Москве, слушая туманные прорицания о последних днях и новом потопе. Потом ему прислали из Сибири самого настоящего шамана с бубном. Еще была какая-то история с попугаями, которых он скупил оптом, чуть ли не сотню штук, и отдал знатоку в обучение, а от знатока они сбежали и летали по городу с самыми непотребными воплями, или же их выпустил из клеток лично Бабушинский, так никто никогда и не узнал.

Затем неугомонный купчина, съездив по делам в Павлово, увлекся гусиными боями и, ни в чем не зная меры, привез оттуда четыре дюжины бойцовых гусаков. Нарочно приобрел для них домишко в Замоскворечье, устраивал «круг», целыми днями, вопя и чертыхаясь, стравливал птиц. Затеял даже тотализатор, но в одночасье к этой забаве остыл и обменял все гусиное хозяйство на золотой самородок, вывезенный из Сибири. Причем ценность самородка была не столько в весе, сколь в заковыристой форме, наводящей на пикантные размышления.

Теперь вот вместо шаманов, попугаев и гусей завелась у Бабушинского Мата Хари.

Пока Барсуков шепотом рассказывал Денису про эти купеческие шалости, небольшую сцену в зале, не зажигая верхнего света, готовили к выступлению. На краю сидел старичок в тюрбане и наигрывал на деревянной флейте, другой старичок подтягивал струны инструмента, с виду — точь-в-точь маленькая кастрюля на длинной палке. Официант, уже во фраке и припомаженный, вынес высокую корзину и установил ее там, где показала сама Мата Хари. Она куталась в отороченный мехом пеньюар, не застегнутый, а подхваченный пояском. Полы пеньюара то и дело расходились и в разрезе мелькали длинные стройные ноги.

— Гляди, Денис, она ведь действительно голая!.. — взволнованно прошептал Барсуков.

— Можно подумать, это для тебя в диковинку? — хмыкнул Давыдов.

— Ни черта ты не понимаешь…

И тут с шумом и гамом ввалилась буйная мужская компания во главе с Бабушинским. Мата Хари смерила мужчин презрительным взглядом и неторопливо ушла за сцену. Бабушинский стал рассаживать гостей за столиками. Ими оказались подвыпившие московские купчики, уже привыкшие одеваться у лучших портных, пара репортеров с опухшими от непрерывной пьянки физиономиями и неопределенная длинноволосая персона с преогромным розовым бантом на шее и морковкой в петлице — возможно, очередной шут при особе Бабушинского. Мелькнуло в толпе и красивое юношеское лицо. Где-то Давыдов уже видел этого стройного мальчика, где-то видел…