Роман Злотников - Разговор с Вождем

Что-то, разумеется, оставляли в Крепости, просто не имея ни времени, ни физической возможности забрать с собой, но Кижеватову отчего-то казалось, что за подобные мелочи никто ответственности нести не станет, просто спишут с молчаливого согласия командования как вышедшее из строя или утерянное в ходе боевых действий. Главное – удалось спасти людей. И не просто людей, а подготовленных и обученных красноармейцев, которым совсем скоро придется идти в бой!

Убедившись, что кобура и командирский планшет на своих местах, Кижеватов надел фуражку с зеленым околышем, привычно совместив ребро ладони с козырьком. И, повинуясь всколыхнувшемуся в груди желанию, неизвестно зачем обошел погруженную в темноту квартиру, после отъезда семьи ставшую какой-то чужой, словно отсюда внезапно ушла частичка тепла. Все так же поскрипывал под подошвами сапог крашенный коричневой масляной краской дощатый пол и отсчитывали минуты ходики на стене, однако что-то было не так. Что-то изменилось – навсегда, навечно. И Андрей Митрофанович неожиданно с особой остротой осознал, что больше сюда не вернется. Ни сам, ни с семьей. Раздраженно помотав головой, пограничник торопливо выскочил на крыльцо. Что за глупые паникерские мысли, конечно же, вернется, пусть и не сразу! Недельки через две-три, когда отбросят гитлеровцев от границы да погонят на запад, и вернется. И семья приедет, куда денутся.

За спиной щелкнула закрывшимся «английским» замком дверь, и лейтенант двинулся в сторону штаба, негромко похрустывая сапогами по мелкому речному песку, выстилавшему пешеходные дорожки. Спустя несколько минут быстрой ходьбы по погруженной в полутьму Цитадели Кижеватов уже подходил к входу в штабное здание, возле которого застыл часовой с «трехлинейкой». Примкнутый штык тускло отблескивал в свете ночного фонаря стальными гранями. Отдав честь вытянувшемуся и козырнувшему караульному и зачем-то оглядевшись по сторонам, пограничник скрылся в гулком подъезде. Поднявшись на второй этаж, он остановился возле знакомой двери и постучал:

– Разрешите?

– Заходите. А, это ты, Андрей? Быстро прибежал, молодец. – Комбат-3 333-го стрелкового полка капитан Гончар, ныне назначенный комендантом обороны Крепости, призывно махнул рукой, приглашая внутрь. Пограничник усмехнулся: быстро не быстро, а остальные-то уже в сборе, он, как ни крути, последним пришел! Похоже, волнуется капитан, мандражирует, так сказать, на время не глядит. – Бери стул и падай поближе к столу, в ногах правды нет, особенно в такое время. Если хочешь, кури.

Пододвинув свободный стул, Кижеватов уселся, быстро оглядевшись. В кабинете командира 42-й стрелковой дивизии генерал-майора Ивана Сидоровича Лазаренко, до позавчерашнего дня отвечавшего за оборону Крепости в военное время, было достаточно людно. Большинство присутствующих Андрею Митрофановичу оказались знакомы: вон склонились над расстеленной на столешнице картой командиры рот третьего стрелкового батальона, за их спинами маячат трое его погранцов, занимающих посты командиров отделений. У раскрытого окна, старательно выдувая наружу дым и стряхивая пепел в заполненную окурками пепельницу, расположился незнакомый немолодой артиллерист в звании старшего лейтенанта, судя по возрасту, наверняка недавно призванный из резерва. Поодаль, возле самой стены, еще двое командиров с петлицами инженерных войск – этих Кижеватов, обладающий профессиональной памятью на лица, тоже ни разу не видел.

Внешне все спокойны, но опытного пограничника не обманешь: спокойствие это определенно напускное, на самом-то деле волнуются люди, ох как волнуются! Скрывают просто, чтобы, значит, слабость свою друг перед другом не показать. И правильно делают, кстати. Подчиненным слабость и неуверенность командира видеть ни в коем случае нельзя! Иначе – паника и упаднические настроения, а значит, снижение боеготовности.

Что же до присутствующих в штабном кабинете командиров – тоже вполне понятно: согласно озвученному еще девятнадцатого июня плану, оборона Крепости возлагалась на плечи бойцов его родной 9-й заставы и пехотинцев капитана Гончара. В поддержку выделялись две батареи легких противотанковых пушек по четыре «сорокапятки» в каждой и зенитчики, поскольку анализ прошлых кампаний однозначно показывал, что без танков и авиаподдержки гитлеровцы воевать не станут. Немного, но и не мало, чтобы выдержать первый натиск. А немцы? Пусть себе лупят по пустым казармам и складам, расходуя снаряды и бомбы. Здания-то заново отстроят, главное, людей сберечь да задачу выполнить. Жаль только, что часть ДОТов так и не достроена и не укомплектована в полной мере ни личным составом, ни вооружением и боеприпасами. Правда, этим вроде бы вчера тоже занимались, но крайне сомнительно, что успели что-то изменить. Первую атаку почти наверняка отобьют, а вот затем? Затем, скорее всего, придется отводить людей под защиту укреплений цитадели… отводить тех, кто после этой самой атаки уцелеет, конечно…

– Товарищи командиры, – устало потерев переносицу, позвал Гончар, обращаясь к артиллеристу и саперам. – Подойдите, пожалуйста, к столу. Давайте еще раз оговорим некоторые детали нашего взаимодействия во время… – Комбат на миг запнулся, словно не решаясь окончить фразу, но все же произнес твердым голосом: – Во время завтрашнего немецкого нападения.

Кижеватов понимающе усмехнулся про себя: ну еще бы, когда девятнадцатого до него приказ довели, он тоже немного того… ошалел, ежели не материться. Все они отлично понимали, что война с гитлеровцами, скорее всего, неминуема, но вот когда тебе неожиданно называют конкретное время и дату – это, знаете ли, словно ушат ледяной воды на башку! До сих пор, если уж честно, под ложечкой сосет, противно так, словно он боится. С другой стороны, себе-то к чему врать? Есть страх, есть. Не погибнуть, нет – Родину не защитить да противника на передовом рубеже не остановить. Ну а собственная жизнь? Так он красный командир, и жизнь его все той же Родине и принадлежит. Не был бы готов за Отечество умереть, служил бы в конторе счетоводом каким-нибудь или инженером на заводе стал…

– Товарищ лейтенант, – продолжил Гончар, по всей форме обращаясь к пограничнику. – Нет-нет, сидите. Доложите, пожалуйста, о готовности ваших бойцов.

– Слушаюсь, товарищ капитан, – не стал менять правила игры Кижеватов. – Согласно плану, ночью мы займем оборону казарм триста тридцать третьего стрелкового полка и Тереспольских ворот. Помимо личного состава заставы – а это полторы сотни бойцов, из которых почти половина старослужащие, остальные – призыв прошлого года, все прошли специальную подготовку в округе – под моим командованием находятся еще около двух сотен красноармейцев из числа курсантов школ младших командиров погранвойск, кинологов и автошколы [8] Об этой автошколе нет достоверной информации. Определенные сомнения в правильности официально указанной специализации вызывает ее расположение – на Западном (Пограничном) острове, с трех сторон окруженном потенциальным противником. Выжившие свидетели героической обороны крепости вспоминали, что в данной «автошколе» не было гаража, автодрома, отсутствовали учебные автомобили. А когда на рассвете 22 июня 1941 года на Западный остров проникли немецкие штурмовые отряды, в несколько раз превышающие по численности личный состав школы, все фашисты были уничтожены «шоферами» в рукопашной схватке… . Последние дни большинство из них находилось в патрулях и секретах, направленных на поиски немецких диверсантов, и потому не успело эвакуироваться. Считаю нецелесообразным использовать их в качестве пехоты при обороне крепости и прошу разрешения уйти сегодняшней ночью в Брест. Там они точно лишними не будут, сами знаете, в городе уже который день то стрельба, то очередная диверсия.