Андрей Валентинов - Овернский клирик

– Вы тоже, отец, – теперь в голосе Анжелы слышалась насмешка. – Вы бы вполне могли выступать вместе с жонглерами.

– Ну конечно! Видишь, брат Петр, до чего мы дожили? Благородные альбы читаются оборванцами на площадях!

– А вам не кажется, отец, что вы меня оскорбляете? – на этот раз девушка не шутила.

– Я уже говорил как-то: вы очень красивы, донна, – столь же серьезно ответил итальянец. – Ваш голос чист и благозвучен, сами вы смелы и отважны. Но вы – жонглерка. Я не судья вам, но если б имел право судить…

– То отправили бы меня в монастырь до Страшного Суда!

– Брат! Дочь моя! – послышался растерянный голос Пьера. – Ну что вы ссорить!..

Я мысленно призвал на помощь Святого Бенедикта и переступил порог. Огонь свечи сделал тайное явным: пустой котелок посредине, три фигуры – две в белых плащах, одна – в темном. Лицо Анжелы все еще хранило следы обиды, Ансельм казался невозмутимым, а нормандец – слегка испуганным,

– Мир вам, дети мои, – вздохнул я. – Сейчас отлучить вас от Святой Католической Церкви или чуть погодя?

– И ввергнуть в геенну огненную, – печально отозвался Пьер. – Где быть крик, вопль и скрежет зубный…

– Зубовный, – я покачал головой. – Вы безнадежны, брат Петр! Итак, не слышу мольбы о пощаде.

– Пощадите, отец Гильом! – тут же забубнил Пьер. – Ибо не делать я ничего грешного, а лишь относить сей юнице ужин, дабы не помереть ей с голода.

– Пощадите, пречестной отче! – в тон ему загнусил Ансельм. – Ибо пришел я в хлев сей, дабы не оставлять брата Петра наедине с юницей, как и велит устав Святого Бенедикта. И не возжигали мы огня, дабы не видеть ее лика, – как опять же велит наш устав!

– А меня и щадить не надо, – достаточно нагло заметила юница. – Если монахам нельзя общаться с девицами, то девицам общаться с монахами никто не запрещает.

– Отлучу, – решил я. – Отторгну негодные члены от тела церковного…

– …Как паршивых овец от стада, – подхватил Ансельм. – А что, отец Гильом, вы можете.

Я присел рядом с молчаливо сопящим Пьером, в очередной раз прикидывая, как бы на моем месте поступил Святой Бенедикт. Ничего путного в голову не приходило.

– А речи мы вели невинные, – продолжал наглец Ансельм, – даже душеполезные, ибо говорили о преимуществах любви духовной над любовью плотской. И как пример злопагубности последней, читали альбу, которую вы, отец Гильом, вероятно, слышали, стоя за дверью.

– Ага, – подхватил Нормандец. – Мы это… душеполезно разговаривать!

– Кыш! – не выдержал я. – Бегом! И смотрите – кого поймаю, ей-богу, придушу!

Братьев как ветром сдуло. Анжела улыбнулась и, как ни в чем не бывало, пожелала спокойной ночи.

…Брат Петр уже вовсю похрапывал. Я отозвал Ансельма в сторону и кивнул на скамью. Итальянец пожал плечами:

– Не надо, отец Гильом. Сейчас вы скажете, что я – человек еще молодой, а в моем возрасте мирские соблазны особенно пагубны. И что я не должен потакать не только своим слабостям, но и слабостям таких смиренных братьев, как наш брат Петр. И что чтение стихов о любви – недостойное занятие для брата-бенедиктинца…

– Ну-ну, – вставил я. – Продолжай.

– Продолжаю, – Ансельм помолчал мгновенье. – А если серьезно, то я действительно не хотел отпускать брата Петра одного к этой юнице. И не потому, что они могли предаться блуду прямо в стойле…

– Постыдитесь, брат! – не выдержал я.

– Стыжусь… Я опасался иного. Знаете, о чем она начала расспрашивать, не успев даже отведать похлебки?

Он замолчал, предвкушая эффект, но я понял, что знаю ответ.

– О деле Жанны де Гарр.

– Да! Ее весьма интересовало, что мы здесь делаем, – притворяться сия юница не слишком умеет. Ей, конечно, известно, зачем мы пришли в Артигат.

– И она сама оказалась здесь не случайно.

– Конечно! И встретила первым именно смиренного брата Петра. Надеюсь, он не успел ей рассказать что-нибудь важное. Пришлось заговорить о трубадурах и альбах… Какая она все-таки дрянь!

– Брат Ансельм! – не выдержал я.

– А как это еще можно назвать? Она просит помощи, просит защиты, а сама…

– Лазутчица, – подсказал я. – Да, похоже на то… Знаешь, брат Ансельм, ты сейчас почему-то напомнил мне Его Высокопреосвященство Джованни Орсини. Он такой же горячий.

Парня передернуло. Лицо исказилось гримасой, губы скривились:

– Нет! То есть… Почему?

– Мы с ним были знакомы заочно, но меня сразу же поразили его горячность и безапелляционность. Ведь он, по-моему, не такой уж и злой человек – бывают кардиналы и похуже. Но когда его понесет… Знаешь, брат Ансельм, Сен-Дени научил меня многому, в том числе ставить себя на место другого – даже злейшего врага. Ты считаешь эту девушку лазутчицей, которая ест наш хлеб и предает нас. А кто-то, вероятно, считает нас соглядатаями, которые пришли отбирать жертвы для костра. Может, Анжела думает, что обманывает палачей.

– Но вы же…

– Я? Я – нет. Да и ты, кажется, не жаждешь подкладывать хворост. Но нас послал Его Высокопреосвященство, а его как раз понесло… Что о нас думают эти крестьяне? Кем нас считает д’Эконсбеф? И, кстати, «чистые» братья тоже.

После моей встречи с братом Пайсом мы ни разу не заговаривали с Ансельмом о катарах. Я все не решался – и, наверное, зря.

– «Чистые» братья, – медленно проговорил Ансельм, – хорошо знают, кто такой отец Гильом. Они читали его книгу. Они следят за его спором с монсеньором Орсини и отцом Петром Ломбардским. Они знают, что он не собирается подкладывать хворост. Они готовы помочь, но не знают – как. Дело де Гарр для них – такая же загадка.

– О чем я уже слыхал от уважаемого брата Пайса, – кивнул я. – В любом случае не будем судить строго… Правда, это не значит, что мы обязаны рассказывать Анжеле о наших успехах…

– …И неудачах, – Ансельм задумался. – Тогда… Отец Гильом, мы не говорили брату Петру о наших выводах. Не будем говорить и дальше.

Плохо. Очень плохо! Хуже нет, когда братья начинают подозревать друг друга. В предательстве, в глупости – все равно.

– Брат Ансельм! Хочу сообщить вам, что знаю брата Петра много лет. Более того, верю ему. Могу даже сказать, что в любой момент доверю ему свою жизнь…

– Я тоже, – Ансельм оставался невозмутим. – Вы доверите ему свою жизнь, но не дадите читать Абеляра. Вы ведь знаете, у меня в келье хранится Абеляр! Вам, конечно, донесли, и отцу Сугерию тоже. Но мне его читать можно. Почему?

– Потому что ты умный мальчик, брат Ансельм.

– Пусть так, – «мальчика» он проглотил на удивление спокойно. – Но представляю, что будет, когда Абеляра начнет читать брат Петр!

Я тоже представил, и мне стало дурно.

– Дело Жанны де Гарр – не просто история о деревенской ведьме и пропавшей девушке.

В чем-то парень был прав. И пока я сам не разобрался, брату Петру лучше не знать кое-каких деталей. Анжеле – тем более.