Андрей Валентинов - Серый коршун

– Дернешься – придушу!

Мой локоть опять сдавил ей горло, и тут Дейотара, наконец, испугалась. Мелькнула мысль дать ей хорошего тумака и оставить в покое, но я понял – она мне этого не простит. Что ж, свою правоту можно доказывать по-разному.

...Она вскрикнула только один раз. Что бы я ни делал, закушенные губы больше ни разу не разжались. Я заметил капельку крови, сползавшую к подбородку. Дейотара не прикрывала глаз, и взгляд ее был взглядом загнанного в ловушку зверя. Царевне было больно и страшно, но ненависть, горящая в ее глаза была сильнее – и боли, и страха...

Я встал и долго не мог попасть рукой в пройму хитона. Дейотара лежала, не двигаясь и не закрывая глаза. Наконец рука ее неловко шевельнулась, проведя по окровавленному бедру.

– Не думала... столько крови...

Голос был незнакомым, хриплым. Кажется, я сдавил ей горло слишком сильно.

Отступать было поздно, извиняться – нелепо. Оставалось доводить дело до конца.

– Кое-что приходится доказывать, царевна. Я сказал, что ты станешь подстилкой, и сказал правду. Ты, кажется, давно этого хотела?

– Ублюдок...

Она привстала, вновь упала на ложе, и, наконец, сумела подняться. Я невольно вздохнул – царевна была красива. Таких женщин мне встречать еще не приходилось. Ненависть, по-прежнему горевшая в ее глазах, делала Дейотару еще более привлекательной.

Она попыталась набросить обрывки хитона, но скривившись, отбросила их в сторону и завернулась в мой фарос.

– Не смей смотреть на меня, свинопас! Чтобы ты не делал со мною, я останусь дочерью ванакта, а ты – грязным наемником!..

– Давай, давай! – подзадорил я. – В следующий раз все-таки надену панцирь, и тогда ты запищишь, не хуже твоей сестрички!

Она не ответила, и вдруг я понял, – царевна что-то решила. По гладкому лбу промелькнули знакомые морщинки – Дейотара что-то прикидывала, словно после прочтения очередной таблички с донесением.

– Завтра ты объявишь о нашей свадьбе, – произнесла она спокойным и равнодушным голосом. – Надо запросить Дельфийский храм, но там задержек не будет. На свадьбе наденешь на меня диадему...

– Почему – диадему? – брякнул я, соображая когда она это все придумала. Не тогда ли, когда я ее насиловал?

– Это означает, ванакт, – пояснила она все тем же равнодушным тоном, – что я буду не просто женой царя, а ванактиссой – соправительницей...

– А не много ли будет, царевна? – я заставил себя усмехнуться, хотя чувствовал себя скверно. Ей надо было родиться мужчиной. Боги ошиблись.

– Не много, ванакт. Когда я стану соправительницей, то сохраню власть, даже если ты женишься на этой рыжей ведьме.

– А может, оставим все как есть, сестричка? Знаешь, мне понравилось!

– Если у меня будет ребенок, я его придушу – как ты хотел задушить меня! – Ее глаза вновь сверкнули огнем. – Ты сделаешь это, Клеотер Микенский! Ктимена – уже не союзник, особенно когда узнает, что ты спал со мною. Мантос сделает все, что она скажет, а Прет...

Она оскалилась, и я вспомнил – первый геквет когда-то сватался к царевне.

– А когда я стану твоей женой, то побеспокоюсь, так и быть, чтобы ты прожил лишние несколько лет – пока не расправлюсь с остальными. Несколько лет жизни – хороший выход для самозванца, правда?

И тут я понял – бежать мне не дадут. Кажется, Тир я увижу нескоро.

Очень нескоро...

– Идет! – произнес я как можно веселее. – Надеюсь, ты знаешь, какие дары нужно послать в Дельфы?

– Не беспокойся! А сейчас – убирайся вон и позови моих служанок. Пусть принесут теплой воды.

– Зайду вечером, – пообещал я, выходя. – Панцирь надевать, ванактисса?

Алебастровый сосуд со звоном разбился о стену у моего виска. Дейотара промахнулась.

...как мне почудилось – нарочно.

День начался скверно.

Под утро приснился все тот же сон: освещенный факелами коридор, топот стражников за спиной, и я, царевич Клеотер, гладящий черную шерсть гигантского пса. В последние месяцы этот сон мне снился все чаще, но я не решался обратиться ни к прорицателям, ни к лекарям. Я не верил в призраки, иначе давно бы принес жертву душе несчастного царевича. Но Клеотер, сын Главка, давно покоился в царском толосе, а мне, живому, следовало было думать о живых.

Назавтра предстоял отъезд. Все было собрано, вдоль дороги в Фивы до самой границы выставлены посты, подарки загружены в колесницы, а Дейотара примерила полдюжины новых одеяний, купленных у тирских купцов. Однако ехать не хотелось. Я не верю в предсказания, но привык – научился – доверять предчувствиям. А они не радовали.

Я знал – что-то случится. И когда стражник, осторожно стукнув копьем об пол, доложил о приходе царицы, я понял – началось. Ванактисса Дейотара не посещала меня без особой нужды. Как, впрочем, и я ее.

– Радуйся, ванакт! – царица выглядела встревоженной, и я поспешил отложить в сторону последние донесения, над которым работал.

– Что... – начал я, но Дейотара тут же перебила:

– Прет. У него беда, ты должен принять его немедленно.

– Конечно...

Я растерянно потер лоб, пытаясь догадаться, что могло случиться. С первым гекветом мы работали дружно, и даже его характер начал казаться вполне приемлемым.

– Я побуду с тобой.

Дейотара, как обычно, не спрашивала, а ставила в известность, но на этот раз я и не думал спорить.

Прет, сын Скира, вошел тотчас за нею. Я встал, хотя строгий этикет, наконец-то мною освоенный, диктовал обратное. Геквет был бледен и небрит, что не случалось с ним ни разу.

– Радуйся, ванакт... – голос казался бледным и безжизненным.

– Прет! – растерялся я. – Ты... Садись.

Но случилось неожиданное – первый геквет опустился на одно колено. Я оторопел – такое полагалось только при присяге. Впрочем, эту часть этикета я помнил слабо.

– Прошу справедливости, ванакт! – голос геквета дрогнул. – Эгеон, сын Скира, мой брат...

Я чуть было не спросил: «Что с ним?», но внезапно понял.

– Мой брат убит, ванакт! Вчера вечером его нашли на дороге в Аргос. Прошу справедливости и отмщения!..

...Эгеона, его младшего брата, я видел всего пару раз. Младший сын Скира служил вторым гекветом аргосского гарнизона. Красивый молодой парень, чемпион в беге колесниц...