Василий Сахаров - Степные Волки (СИ)

— Отлично ваш горбун Бобу сделал, — увидев мое удивленное лицо, разбойник пояснил: — Этот гад банду под себя подмять захотел, давно уже воду мутит. Так что без него спокойней. С меня причитается.

— Потом обговорите свои дела, — буркнул Кривой Руг и расстелил на траве карту. — Думать надо, как пойдем в степь.

— Так ведь определили уже все, — я подвинулся ближе к карте. — Пять дней до Норгенгорда. От него три дня до границы. Проскакиваем владения сагареков, там два конных перехода, и выходим на простор, где ловить нас просто некому. Еще десять дней пути и мы будем у переправы через Атиль. После чего ждем караван, улучаем удобный момент и наносим удар.

— Так–то оно так, — Кривой Руг почесал затылок. — Но может, есть и другой путь. Например, через Горбонские холмы. Дорога по длине выйдет такая же, а опасности меньше.

— Нет, — возразил я. — Те места малоизвестны, и если заблукаем, то караван упустить можем. Опять же проводники наши, что твой контрабандист, что наш купец, именно эту дорогу знают.

— Ладно, — согласился временный командир отряда, скатывая карту, — сделаем, как решили, чего уж сомневаться…

На следующий день начался настоящий поход. Каждый боец уже определился как ему удобней передвигаться, все было уложено и можно сказать, что вчера примерялись к дороге, а сегодня уже ее прочувствовали. Пять дней до Норгенгорда прошли, как им и положено. Переход, отдых, вновь переход, и опять отдых. Проблем нигде не возникало, и вид военного отряда передвигавшегося в сторону от основных боевых действий, никого не смущал. Только на въезде в сам Норгенгорд, где предполагалось докупить припасов и перековать разбойничьих лошадей, вышла небольшая заминка. Один из стражников указал на проезжающего мимо лесного бродягу и прокричал:

— Держите разбойника! Я узнал его, это бандит из шайки Бергуса!

Вперед выехал Кривой Руг и, перекрывая гомон людей и орущего стражника, выкрикнул:

— Спокойно! Эти люди амнистированы и находятся на службе герцога.

От стражников отделился десятник, старший на посту, и потребовал:

— Бумагу предъяви.

Документы были предоставлены, вопрос решен и нас впустили в город. За сутки мы сделали все что хотели и вновь двинулись в дорогу. Прошло еще три дня и, перейдя брод в верховьях Быстриши, мы оказались на враждебной территории. Оставалось самое, на мой взгляд, трудное, проскочить степи, по которым кочевали сагареки. Вояки они не очень, оружие, как говорили наши проводники, плохое, да и многочисленностью своей похвастаться не могли. Единственная причина, почему их до сих пор никто не уничтожил, это бедность степняков. А еще, то обстоятельство, что земли вокруг бесплодные и безводные холмы, растянувшиеся ниткой вдоль границ Эльмайнора, никого и никогда не интересовали.

В голову отряда выдвинулись проводники, контрабандист Белик и купец Бойко Путимир, и по известным только им тропам, мы направились на северо–восток. Весь расчет был на то, что сагареки в это время года всегда кочуют дальше к северу, а здесь, если и есть кто, что маловероятно, пара патрулей в несколько всадников. Прошел один день, за ним второй, и наш отряд, так и не встретив ни одного человека, миновал угрюмые и негостеприимные земли племени сагареков. После чего, наконец–то, мы вступили в места, которые раньше принадлежали Дромскому каганату.

— Эх, — тоскливо окинув окрестности взглядом, произнес купец Путимир, — какая здесь земля. Это сейчас пустынно, лет семь уже. А раньше жизнь тут кипела. Ведь это самая благодатная земля на всем свете. Смотри Пламен, трава выше пояса, хоть в зиму скотину на выпаса выгоняй, быки завсегда даже самый глубокий снег раскидают и свое стадо прокормят, а через то и дромы сыты были. А вон ягоды, и сколько их, весь куст улепом. А ниже опустись, тут тебе и земляника с клубникой, да все что душа пожелает. Бывало, зайдешь в траву, раздвинешь ее руками, и горстями ягоды в корзину скидываешь. И грибов здесь много, да разных. А какой мед в этих краях? Вы–то не помните, малыми еще были, когда эти благословенные прародителем нашим Сварогом места покидали, а я ничего не забыл. И он мне, мед этот, бывает, до сих пор ночами снится.

— А ты отсюда, Бойко? — спросил я купца.

— Да, два дня пути дальше к северу приток Атиля речка Медведка, там городок наш стоял, Броды. Не подчинились горожане рахам, а за это наказание одно — смерть на алтаре. Вот только из всего городка в тысячу человек, ни одного живьем не взяли. Люди предпочли умереть, но не сдаться.

— А как тут с охотой? Прокормимся, если караван долго ждать придется? — перевел я тему.

— Птицы много, так что не пропадем. Утки и лебеди, гуси и журавли, куропатки и тетерки, а еще дрофы степные. Тут без всяких охотничьих навыков можно птицу бить, обычными палками. И поверь мне, я не вру. Не для красного словца это говорю, а потому, что так оно и есть. Кроме этого рыбы в реке много. Днем–то, конечно, таиться в балках придется. Хоть и мимоходом, а бывают в этих местах патрули конные. Но ночью порыбачить можно запросто. Мы бывало по детству сети как затянем, то тут тебе и все: осетр, лещ, селедка, налимы, судак. Благодать.

— Скажи, купец, вот мы с тобой разговаривали о наших родителях, а ты кого–то из них знал?

— Нет, — Путимир пожал плечами, — Кто я, а кто они? Разные слои населения, и тут дело не в том, что они при дворе кагана, а я был молодым приказчиком в Ориссе, ибо все дромы — родня друг другу. Просто не встречались. Правда, отца твоего раз мельком на параде видел. Все же командир Первой сотни, Первого гвардейского полка, зять правителя.

Некоторое время мы ехали, молча. Купец вспоминал молодость, а я размышлял о нашем будущем. Раскидывал ситуацию и так, и эдак, пока, наконец, не спросил Путимира:

— Как ты думаешь, Вернигор сын Баломира жив?

— Вряд ли, — горько усмехнулся купец. — Если бы он уцелел, то уже бы объявился, — предугадывая мой следующий вопрос, он сказал: — Получается, что вы трое единственные претенденты на престол кагана, помимо Каима и его детей.

— И как думаешь, пойдет за нами народ?

— Сейчас, нет. Пока вы никто. А вот через три–четыре года, если останетесь к этому времени в живых и покажете себя, то очень даже может быть. Однако есть и другой момент. Останется ли народ дромский в этих степях через три–четыре года? Тут ведь дело не только в том, что нас уничтожают. Тех, кто здесь остался, лишают основного: языка, культуры, обычаев и веры. В прошлом году на торг в Кримгорде рахи приезжали, а с ними пятеро дромов.

— И что?

— Да ничего, посмотрели на меня как дурака неполноценного, и на родном языке разговаривать отказались.

Мне сразу вспомнился наемник, которого мы допрашивали в доме мадам Эрмины Хайлер, который забыл свое имя и отзывался на Мендэла Тупицу. Сколько их еще таких, отчаявшихся и предавших свой народ? А ведь придется убивать предателей при первой же возможности, причем безжалостно, показательно и жестоко…