Василий Сахаров - Степные Волки (СИ)

После угощения и помывки шел целый ритуал, который был неизменен каждый раз. Староста расспрашивал нас о новостях в большом мире, а мы интересовались житейскими проблемами кочевников. Обнюхавшись, и поняв, что мы не шпионы рахов и не доносчики, староста становился откровенным, и мы так же раскрывались, кто такие на самом деле и чего хотим. Реакция была, надо сказать, очень разной. Кто–то сам отдавал нам свою молодежь. А кто–то, наоборот, падал на колени и слезно молил, чтобы мы снова уехали в степь и никогда больше не возникали в их жизни.

Что за люди, не понимаю их. Посмотрел я, как они живут. Ведь нищета полная, все у них отобрали и обобрали некогда гордых дромов до нитки, как с завоеванным народом обходятся. Зиму не все переживут, голод многих приберет. Нечего им терять, ибо не имеют они на своей земле ничего. Так чего за своего сына бояться, если он все одно к весне с чахоткой от недоедания сляжет, а если выживет, то его в наемное войско заберут и кинут штангордскую сталь своей кровью поить? Глупцы! Трусливые и потерявшие веру в себя люди.

В любом случае мы выкликивали молодых парней, собирали их и говорили, чего хотим. После чего забирали тех, кто был готов с нами уйти и небольшой отряд уходил в степь, где нас ждали балтские мечники и парни. Лошадей в поход взяли с избытком, по две заводных у каждого и, посадив наших рекрутов верхами, мы шли к следующему поселению. Худо–бедно, а полсотни молодых и готовых возродить славное прошлое парней уже собрали.

Из стойбища клана Каз—Ак, что значит Белый Гусь, где мы останавливались прошлой ночью, с нами ушло сразу двадцать человек. И среди них, что ценно, пять опытных и испытанных бойцов, прятавшихся в речных плавнях уже третий год, после подавления последнего восстания. Старейшина Каз—Ак, хромой Удал Славута, своих парней и мужчин к нам сам привел и, провожая в путь, отговаривал от посещения Банзугона. Говорил, что с гнильцой там народишко. Но я его не послушал. Сами на все посмотрим, а то думается мне, что он просто не в ладах с тамошними жителями. Вот и все его опаски. Впрочем, бдительности мы не теряли. Потому что учение сержанта Калина Тварды и его напутствие никому не доверять я запомнил крепко.

Городок стоял на берегу Тальши, три грязных длинных улочки окруженных оплывшим от дождей и заросшим высоким бурьяном земляным валом. Неопрятные хатки крытые полусгнившей соломой и хмурый неприветливый народ. Но, тем не менее, во дворах живность мычит, что несколько непривычно. А из печных труб запах наваристой мясной похлебки.

«Надо же, неплохо живет здесь народ, по нынешним временам, очень даже хорошо, справно и богато, — подумал я, и промелькнула мысль, что нужно поворачивать в степь, но я посчитал это слабостью.

На низкорослых и степных лошадках, своего полукровку я брать не рискнул, в плохонькой одежке под плащами, чтобы не выделяться, мы с Гордеем выехали на центральную улицу городка. И первый же попавшийся навстречу местный житель, пьяненький мужичонка с реденькими волосками на непокрытой голове, окликнул нас:

— Эй, робяты, вы откуда!?

— С запада, дядя, — ответил я весело. — На войне со Штангордом были, слыхал про такую?

— Слыхал, — пьянчужка вытащил из–под полы рваного кафтана глиняный жбан, издававший омерзительный запах сивухи, и предложил: — Выпьем, за победу?

— Нет, дядя, нам бы остановиться где. Посоветуешь чего?

Мужичок отхлебнул из жбана и, отрыгнув, махнул рукой:

— По улице езжайте, и в дом городского старосты упретесь, он на постой всех пускает.

Мы направились в указанном направлении и, действительно, уперлись в высокие ворота, за которыми залаяли злые цепные псы. Перегнувшись с седла, я постучал в воротину кулаком.

— Кто там? — раздался со двора гулкий бас.

— Воины кагана Каима, — откликнулся я. — Дело к вечеру, и желаем на постой остановиться. Добрые люди на этот дом указали.

Створки ворот приоткрылись, и к нам вышел кряжистый дядька лет сорока с длинными ухоженными волосами, которые свисали до плеч, и большими отвислыми усами. На вид вроде бы ничего, крепкий хозяин, и с таким можно поговорить. Хотя чувствуется в его душе серенькая мерзость. Посмотрим, что за человек.

— Проезжайте, — сказал дядька, пристально разглядывая нас. — Меня Гершвин Скотс зовут, здесь старостой состою.

— А мы все еще на старые имена откликаемся, — Гордей проехал во двор первым, и не преминул задеть старосту словом. — Меня Гордеем кличут.

— А меня Пламен зови, староста, — добавил я.

— Видно, что вы с дальнего кочевья, не дошло еще до вас, что по–старому уже никогда не будет, — пробурчал хозяин. — Но это пока, скоро и вас научат, как надо жить правильно. Небось, до сих пор Сварогу требы в своем медвежьем углу кладете, нечестивцы?

— Нет, мы как–то без богов обходимся. А что, у вас уже Ятгве молитвы возносят и жертвы приносят?

— Давно уж, — хозяин закрыл ворота, и указал на вход в дом. — Проходите, воины, а за лошадей не переживайте — мои работники все сделают, обиходят лошадок как положено.

Я скинул повод работнику, седому мужчине, с покалеченной полусогнутой рукой. Прошел в просторный двухэтажный терем старосты, а Гордей следом. Усевшись за стол, огляделся. Ничего так живет местный староста, все чистенько, ухоженно, а с кухни вкусные запахи доносятся. Однако речи его мне не понравились, и видно, что от рахского ига он не страдает.

В дом вошел староста и, усевшись напротив нас, прокричал на кухню:

— Эй, курицы, мечите на стол что есть, голодный я! Да и гости в доме!

С кухни выглянула худая растрепанная девчонка, совсем еще малолетка и, поклонившись в пояс, сказала:

— Сейчас, хозяин, все сделаем.

— Строго вы с ними, с девками, то есть, — заметил я.

— А–а–а, одно слово — курицы. Прибились тут по весне две близняшки с кочевья. Вот и держу при себе, то пожрать сготовят, то постельку погреют. Вы как, хотите такую замарашку? — он кивнул в сторону кухни.

— Да ну, — как бы нехотя и безразлично сказал я, хотя у самого от злости скулы свело, — малые совсем.

— Это ничего, — осклабился староста, подкрутив ус, — зато самый смак. Для тех, кто понимает.

— А жена, что говорит?

— Убил я эту коросту, а то завелись под городком повстанцы какие–то, а она им давай харчи из дома таскать, дуреха. Как узнал про это, так сразу полусотню из Естугира вызвал. Воины кагана, да благословит его Ятгве, наш небесный господин, всех повязали, а свою женку беспутную я самолично на площади прирезал.

— Да уж, а я бы не смог.

— Чего вспоминать, дело прошлое. Расскажите лучше, куда путь держите и как в армию попали?

— В прошлом году голодно было, и мы в армию подались. Повоевали немного в Штангорде, теперь отпуск за отличную службу получили. Хотим посмотреть, где и как люди живут, выбрать место для поселения после службы, а то не интересно в дикой степи лучшие годы гробить.