Валерий Пушков - Кто сеет ветер

Здесь на возвышенности раскинулся европейский город с красивыми коттеджами, виллами, площадями, английскими и голландскими магазинами, парками и цветниками.

В витринах декоративно пестрели шелка, индийские благовонные мази, ковры, цветистые шали и даже меха. По главным улицам мчались такси, звенели бубенчики садо и плавно скользили трамваи, открытые и закрытые. Прямое, широкое авеню блестело свежеполитым асфальтом. Кое-где на углах, ближе к китайскому кварталу, сидели смуглые молчаливые прорицатели в красных и белых тюрбанах, похожие в странной своей неподвижности на изваяния из бронзы. Они сидели часами, не изменяя своих загадочных поз, пока какой-нибудь суеверный яванец или скучающий иностранец-турист не бросал в их чашки серебряную монету в обмен на туманное прорицание о будущем. Малайские полицейские в синих брюках и куртках с желтыми обшивками босые, важно стояли на перекрестках, держа в руках палки.

Извозчик остановился около одноэтажного домика с черепичной лиловой крышей и маленьким палисадником перед окнами. Дверь, как и у большинства голландских домов, выходила прямо на улицу. Моряк без звонка открыл дверь и прошел через прихожую в комнату, где его встретила Эрна, одетая в белое полотняное платье.

Она похудела, но в общем осталась прежней. Ноги её, обутые в кожаные, сандалии, были длинны и стройны. На смуглых щеках горел румянец. В блеске полнозубого рта и в черных, с широким разрезом глазах, прикрытых не длинными, но густыми ресницами, сияли свежесть и сила юности.

— Костя, как же вы вовремя! — сказала она со смешанным чувством скорби и радости. — Процесс недавно закончился. Наля приговорили к пожизненной каторге… На апелляцию никакой надежды.

Моряк почтительно поцеловал ее руку, тщетно стараясь скрыть свою большую взволнованность.

— Я потому и приехал, — ответил он твердо. — Есть ли с ним связь?

— Третьего дня мне разрешили свиданье. Выглядит он ужасно, но по характеру все такой же. Пытался даже смеяться, шутить, а у самого лицо, как у курильщика опиума, желтое, худое… губы бледные, без кровинки.

— Неудивительно!.. Его же, наверное, держали до суда в тюрьме с уголовниками и малярийными комарами?

— Да… Он сидел в сырой камере, куда напихали больше десятка людей. Нечем было дышать. Почти год он спал на земляном полу без подстилки… Но это еще не все… Его жестоко пытали!..

Голос Эрны дрогнул. На мгновение выдержка изменила ей. Она быстро встала и, вытирая глаза носовым платком, зашагала взад и вперед по комнате, чтобы утишить волнение. Моряк следил за ней с ожиданием, не обнаруживая своих чувств. Она ступала легко, чуть покачиваясь, худощавая и стройная, похожая в быстрых движениях на зверя кошачьей породы, стесненного клеткой.

— Он сумел передать мне записку для Сутомо с планом побега, — продолжала она, останавливаясь перед Ярцевым. — Среди тюремщиков, есть свои люди. План разработан очень умно. Комитет почти уверен в успехе.

— А вы надеетесь?

— Я?… Мне тоже хочется верить в лучшее, Ярцев! Тем более, что Сутомо уже действует. Он такой смелый и предприимчивый. И еще хорошо, что вы здесь. Я верю, что вы нам тоже поможете.

Эрна вдруг спохватилась, что друг ее, может быть, голоден и хочет после дороги помыться. Моряк сидел в кепке, усталый и запыленный, с угрюмо насупленными бровями. От ванны и кофе он отказался, но кепку все-таки снял, обнажив обветренный выпуклый лоб с глубокой морщиной над переносьем. Взгляд его продолжал оставаться сосредоточенно-хмурым.

— Дело серьезное, Эрна. Малейшая оплошность будет стоить жизни не только Налю, но и всем нам. Но что Наль сообщил вам в записке? Каков план побега? Когда и за что его пытали?

— Хотели узнать имена сообщников, с которыми он повредил военные самолеты.

Эрна села на диван, медленно и глубоко вобрала в себя воздух, стараясь пересилить удушье, и продолжала рассказ уже гораздо спокойнее, избегая ненужных подробностей и сообщая только о главном. Моряк внимательно ее слушал.

— Значит, побег подготовлен двоим, Савару и Налю, — самому старому и самому молодому? — спросил он в конце рассказа.

— Сутомо говорит, что других освободить не удастся. Можно погубить все.

— Подготовкой к побегу руководит комитет?

— Да… но они осторожны. Со мной связан только один Сутомо.

— Проедем тогда к нему. Надо договориться. Игра предстоит опасная. Где он живет?

— В китайском квартале, у Си-Пао. Мы можем пройти пешком. Здесь близко, и в эти часы он дома.

Эрна надела шляпу, закрыла парадную дверь на ключ, и скоро они уже шли по китайскому кварталу с его многочисленными токо — мелкими лавочками, харчевнями, меняльными банками и мастерскими ремесленников. Улицы поражали своей неопрятностью и теснотой. Изогнутые крыши домов были покрыты Лиловыми и красными черепицами. Около дверей висели бумажные фонарики с черными иероглифами и фантастическими фигурами зубастых рыб, черепах и драконов. Каждое китайское токо казалось одновременно и лавкой и кухней. Везде варили, крошили и жарили. Дурманящий запах восточных приправ мешался с едким чадом жаровен и острыми ароматами растительных масел, чеснока, лука, перца и пота человеческих тел. В раскрытых котлах и мисках плавали жирные пельмени. На деревянных подносах белели, пышные китайские пампушки, кусочки мяса и рыбы И разнообразные яванские пряности.

Сутомо оказался дома. Он сидел на циновке за маленьким столиком и что-то писал. Его скуластое желтое лицо, освещенное блеском умных, точно сверлящих глаз, с редкой растительностью около губ и на подбородке казалось почти молодым, хотя седыё виски и морщины говорили о близкой старости. Он был встревожен, и потому встретил гостей без обычного восточного радушия, нисколько не удивляясь появлению Ярцева и переходя прямо к делу. Подготовка к побегу шла хорошо, но сегодня его известили друзья, что уже подписан приказ об аресте его и Эрны Сенузи, как лиц, причастных к делу повреждения военных самолетов в сурабайской морской базе. Друзья советовали немедленно скрыться из города, хотя бы в Багор к арабским товарищам, чтобы у них переждать новую волну обысков и арестов. Но этот совет был, конечно, наивным: в большом шумном городе скрыться было гораздо удобнее, чем в небольшом городке, находившемся в пятидесяти километрах от Батавии и к тому же — резиденции генерал-губернатора.

— Побег, — сказал Сутомо, — легче всего организовать в тот момент, когда заключенных переведут на пароход для отправки на Новую Гвинею. Тогда друзья-конвоиры останутся вне подозрений.

— Постой, — перебил его Ярцев. — Это какой же пароход? Не полувоенный ли транспорт «Сумба», который остановился неподалеку от нашего корабля?