Валерий Пушков - Кто сеет ветер

Когда он пришел в первый раз на работу, директор подал ему несколько номеров советских и американских журналов, попросил внимательно, их просмотреть и отметить в них все достойное перевода.

Главным редактором в издательстве уже второй год работал профессор Таками, японский марксист, бесспорный знаток советского искусства и быта.

Этот несловоохотливый бодрый старик со сдержанными манерами, одинаково исполненными достоинства, появлялся ли он в кимоно или в европейском костюме, казался единственным человеком, знающим в «Обществе изучения Запада» свою цель и дороги.

Пока Имада думал о спекуляциях и прибылях, профессор сумел перевести и издать, много книг, крайне ценных для пролетарской японской общественности. Эти издания так же, как популярный рабочий журнал, который Таками создал и редактировал, все еще приносили «Обществу изучения Запада» крупный доход. На этом профессор держался, пока дела общества не пошатнулись настолько, что крах оказался неизбежным…

Внешне, однако, все обстояло пока благополучно: Имада продолжал разъезжать в просторном американском автомобиле, по-прежнему изысканно одевался, посещал клубы, давал городским и военным чиновникам мелкие взятки и рекламировал свое мнимое знание «слабых сторон» Советского Союза. Надежда на крупную правительственную субсидию, которой он таким образом добивался, втираясь в доверие военной клики, поддерживала его бодрость. Последнее время настроение его улучшилось еще потому, что влиятельный депутат Каяхара, богатый промышленник и видный член партии Сейюкай, посватался за его дочь.

В тот день директор пришел в кабинет особенно довольным. Задымив гаванской сигарой, он попросил подать ему свежую почту и неожиданно весело рассмеялся.

— Россию мы называли и прежде страной загадок, но Советская Россия загадочнее для нас бесконечно, — сказал он, просматривая иллюстрированный русский журнал «СССР на стройке» и пуская в окно кольца дыма.

— Вы жили в России до революции? — спросил Ярцев.

— О да, и даже чуть после, — сказал директор, делая рукой легкий жест.

Беседовал и двигался он с необычайным изяществом, напоминавшим движения хорошего актера.

— О, это была прекрасная жизнь — моя жизнь в Москве, — продолжал он с приятной улыбкой. — Конечно, я был простой учитель японского языка и жил с женой и маленькой дочкой на жалование, но я иногда мог ходить в «Яр», ел русские блины с икрой и пил холодную русскую водку… О, я был тогда молодой!

Он помолчал, сосредоточенно посасывая сигару, и добродушно добавил:

— Моя дочь — мого, современная девушка. Она читает по-русски и по-английски целые дни и очень любит поэзию и музыку.

Имада вспомнил, что дерзкая статья, о которой так беспокоился Каяхара, должна быть помещена в очередном номере журнала «Тоицу», выходящем в его издательстве. Он вызвал рассыльного и попросил принести из типографии верстку последнего номера. Минут через десять верстка была на столе. Статья журналиста Онэ шла передовой с убийственными для краболовной компании Каяхары снимками: клеймение рабочих каленым железом, подвешивание к мачте, избиения бамбуком за нерадивость во время лова.

Директор внимательно прочитал всю статью и позвонил в старомодный бронзовый колокольчик. Вошел слуга.

— Позови господина редактора.

— Ха-ай!

Слуга ушел, почтительно пятясь задом. Имада оглянулся на секретаря: тот сидел, углубившись в чтение советских журналов, отмечая цветным карандашом наиболее интересные очерки и рассказы. Губы директора тронула едва заметная усмешка: не зная японского языка, секретарь мог присутствовать в кабинете при самых щекотливых вопросах; присутствие безмолвного ученого европейца придавало словам и хрупкой фигуре директора особый вес.

Профессор Таками вошел, одетый во фрак, невозмутимый и холодноватый, как всегда при официальных беседах с директором. Не предлагая никаких вопросов, он поклонился и сел, положив на колени руки и сосредоточенно смотря на лакированный ящичек с тушью и кисточками, стоявший рядом с чернильницей. Имада, осторожно подбирая слова, произнес:

— Скажите, профессор… статья «О положении рабочих на рыбных и крабовых промыслах депутата Каяхары» написана… кхм-м… нашим новым сотрудником Онэ-сан?

— Да, им… По материалам с мест.

— Талантливый журналист!..

Директор просиял восхищенной улыбкой и тут же погас.

— Н-но неопытен в политических вопросах… Резкие выражения!.. Статью, к сожалению, придется изъять.

Профессор сделал короткое протестующее движение.

— Цензура, — произнес он.

— Хотите сказать, пропустила?… А мы ее помимо цензуры! Соображениями личного порядка.

— Не вижу необходимости…

Улыбка Имады засветилась еще ослепительнее.

— Желание директора издательства, — проговорил он мягко.

Профессор устало потер ладонями седые виски. Умное полное его лицо с выдающимися скулами и длинными расплывчатыми бровями выглядело равнодушным.

— Вы нарушаете договоренность, Имада-сан, — сказал он спокойно. — Когда я был приглашен редактором переводной литературы, издание этого журнала, вполне автономного, было моим первейшим условием.

— Условия меняются, любезный профессор, — ответил резко Имада. — Лет пять-шесть назад на книгах советского запада некоторые мои коллеги нажили миллионы. Молодежь увлекалась…

Старик суховато и чуть насмешливо перебил:

— Не хочу считать ваших прибылей, господин директор, но убежден, что издательство «Общества изучения Запада» тоже не потерпело убытков, а молодежь…

— Дело не в молодежи, профессор, — поморщился с легкой досадой Имада. — Вы же знаете сами: отношение правительства к этому изменилось. Чрезвычайный период… Закон об опасных мыслях…

— Статья Онэ-сан разоблачает как раз нарушение законов, — сказал Таками.

Имада пронзительно рассмеялся и с вызывающим видом поковырял во рту зубочисткой.

— Каких?… О труде?… Вы забываете, что в стране кризис!

Он раздраженно хлопнул по верстке ладонью.

— Короче: издатель журнала я!.. Статья о Каяхаре будет изъята.

Таками посмотрел в упор на директора, отвернулся в упрямой и гневной позе, долго молчал и, наконец, решительно произнес:

— Журнал редактируется мною. Я подыщу другого издателя.

Внезапность и резкость ответа заставили директора вскочить с места. Он посмотрел на профессора с негодующим изумлением, наклонил вперед верткое узкое тело и, презрительно усмехнувшись, сказал:

— Вот как!.. Вы думаете, что в Японии найдется второй издатель, который согласится иметь дело с бывшим профессором, уволенным из университета за марксистские взгляды?… Ошибаетесь, уважаемый!