Ма Лернер - Цель неизвестна

- Держи, - сказал он с горечью, впихивая в руки мешок.

Для помора семья - лодья и сам он кормщик. А я типа в свободное плаванье отправляюсь без контроля и надзора. Между прочим мешок оказался не хуже рюкзака. Две лямки для рук, одевается на спину и горловина перехвачена ремнем. Так просто никто не залезет.

- Вещи твои все вложил.

- А книги?

- Все, - тут уж в тоне ясно заметна обида. Совсем одурел родителя спрашивать о таких вещах. Он типа не в курсе насколько они для меня важны. Конечно помнит. - И три рубля. На дно самое.

- Спасибо, - говорю с чувством.

Подальше от здешних сложностей к местам, где меня никто не знает и я не обязан встречать по имени отчеству. Все по новой! Лучше не бывает!

- Не навечно едешь. Год, два. Пока все поутихнет. Самых рьяных в Мангазею отправлю. Есть у меня подходец, - он осекся.

Наверное не хочет с сыном не вполне законные сделки обсуждать.

- Пашпорт я сделал, честОй. Посредством управлявшего в Колмогорах земские дела Ивана Васильева Милюкова.

В смысле за взятку, определяю без малейших сомнений.

- За подписью воеводы Григория Воробьева. Без него кнутом бьют. Не потеряй!

На самом деле за бродяжничество грозил кнут, а при повторном случае - каторга. Паспорт же человек из податного сословия (крестьянин или мещанин), даже лично свободный, мог получить, лишь гарантировав уплату подати. Это я уже выяснил.

Я пробурчал нечто невразумительное. На самом деле ему ответ и не требовался. Это как родители ребенку говорят: переходя улицу посмотри нет ли транспорта и ходи исключительно по пешеходному переходу на зеленый свет.

- Шубин за тебя поручился насчет подушных денег.

Платить все равно отец станет, соображаю. Это для гарантии, если он не потянет. Свинство натуральное. Крепости на нас нет, а так просто куда не переберешься. Один подпишись, другой гарантируй, за пашпорт заплати. Все ж со свободой здесь швах. А я уж почти поверил в свою миссию. Все не просто и даже очень не просто.

- В Москве к Тихону Шенину пойдешь аль Пятухиным.

Я поспешно кивнул. Разберусь. Язык до Киева доведет.

- А чего ждем? - спрашиваю озабоченно. - Обоз с рассветом тронется, нет?

- Ничего, успеем перехватить. Аль догонишь, не маленький. Ивана Каргопольского ждем. А, вот и он бежит.

Видок у очередного нового (старого - поминали уже разок) знакомого тот еще. Натуральный алкаш из вокзальных, готовый за пустую бутылку ботинки облизать. Морда красная, нос синий, глаза косые и с утра сивухой несет.

- Вот ведь, - еле слышно пробурчал Василий Дорофеевич, - что жизнь делает. В Хранции учился, - он так и сказал, через 'Х', хотя у меня появилось ощущение, что здесь скорее ирония, чем незнание. - Науки постигал. Вот тебе и все обучение - пить горькую.

Не хочу такой судьбы для тебя, не прозвучало, но отчетливо подразумевалось. 'Черт догадал меня родиться в России с душой и талантом', а место применения после Сорбонны не нашлось помимо Колмогор? Тут не захочешь, а сопьешься.

- Принес, - задыхаясь и вручая мне запечатанное письмо, - доложил алкаш. - К Постникову Тарасу Петровичу пойдешь. Помнишь?

Я послушно кивнул, не имея желания возражать. Естественно нет. Но это ничего не значит. Теперь в курсе. Да и на самом конверте написано.

- Отдашь ему. Он обязательно поможет. Все как есть отписал про твое желание обучаться и знания. И про светлый ум твой, - он с вызовом посмотрел на моего отца. Видать имелись у них допрежь терки по данному поводу. - Славяно-греко-латинская академия еще гордиться станет, что в ней сей отрок обучение прошел.

Он трубно высморкался в рукав и обнял меня. Стало здорово противно, но не обижать же. Для меня старался, рекомендательное письмо набросал, имя к кому обратиться подсказал. И все ж неприятно. Сопли размазывал, сейчас пьяными слезами на плече заливается.

- Не забывай родных, - отодвигая его веско произнес Василий Дорофеевич.

- Буду писать.

- В церковь ходить не забывай.

- Угу, - подтверждаю, осознав, что сейчас последуют обычные наставления старшего и умудренного опытом. Никому особо не нужные и всем известные.

- К чарке не прикладывайся, от нее до греха недолго.

- Да тятя.

- И табачище не учись курить, не наша-то привычка, немецкая.

- Ой, - вспомнил внезапно, когда мы уже оставили наконец сильно ученого алкоголика и бодро промчались до самого обоза. - Отдай пожалуйста Иринье, - и извлек подарок.

Бац! - и я полетел на землю, роняя шапку и столь заботливо выбранную вещь. Возчик с ближайших розвальней, тяжело просевших под замороженной семгой, лежащей практически в навал, рассмеялся.

- Пошто тятя? - я искренне недоумевал.

- Зеркало невесте дарят, - прошипел он сквозь зубы нешуточно разъяренный. - Не для того я тебя растил, чтоб оженить на ком попало. Невесту подберу сам, смотри у меня.

- Да, тятя, - поспешно соглашаюсь, подбирая шапку и мешок.

За зеркалом нагибаться бессмысленно. Оно разбилось. Двенадцать копеек псу под хвост! Четверть моего начального капитала! В последнее время с некоторой оторопью обнаружил за собой скупердяство. Раньше не задумываясь тратил, но тогда и считать не нужно было.

Мутер меня не обижала в этом смысле, а когда на лето приезжал к папаше погостить он без оплачивал что угодно. А теперь начинается трудовая жизнь, коей вечно пугали. От получки до следующей. Безусловно они ничего вроде нынешнего попадала не подразумевали, все больше в сторону учиться полезно. Ну и накаркали. Подарков долго ждать придется. Не хватит денег - сиди голодный.

- Конечно, - смирено соглашаюсь с добра мне желающим Василием Дорофеевичем. Разбежался я возвращаться. Разве совсем прижмет. И то не собираюсь на ком попало жениться. - Благословите в дорогу.

Он слегка оттаял на мой низкий поклон. Я ведь не зря так. Еще не хватает, чтоб передумал и брякнул нечто наподобие: Люди-то, что скажут: 'У Василия Дорофеевича сын по миру пошел, скитаться...'. Или насчет наживания богатства. 'Кому оставлю - тебе. Ужель отцовские труды на ветер пустишь'.

Типа для кого стараюсь. Очень знакомые речи. Не думаю, что папаша в этом отношении от тяти отличается. Все им блазнится, чтоб дело продолжили. А меня никто спросить не пытался?

Перекрестил на прощанье и пихнул в спину. Я мельком увидел натуральную слезу. На душе потеплело. Пусть и не мой настоящий отец, но ведь заботился. И хочет помочь. Даже возможность для учебы давал и в Москву пустил. А мачеха, что с бабы возьмешь! За ним вины нет. Мужик в самом возрасте, не дряхлый.

Розвальни двигались не особо ходко, но пока мы разбирались отъехали изрядно. Пришлось бежать всерьез и достаточно долго. Под конец даже запыхался. Тулуп тяжелый, да вещи, да валенки. Не спортом занимаюсь налегке. Вежливо поблагодарил возчика, показавшего на место рядом с собой и плюхнулся на сиденье. Подумал и полез посмотреть на свои документы. Интересно ж. Осторожно, чтоб не порвать и ветром не унесло развернул и мысленно зачитал: