Марик Лернер - Цель неизвестна

— Уже уходишь? — спрашивает с оттенком сожаления в голосе.

— Ну, сделать я сейчас ничего не могу, под рукой отсутствует нужное. Меня… хм… пригласили несколько неожиданно.

— Но это же ты написал те басни?

— Я, — пытаюсь рассмотреть обложку книги, на которую раньше не обращал внимания, лежащей у подушки.

Лиза у нас, оказывается, читательница. Интересно, там про очередную девицу и принца на белом коне? Хочется верить, не новомодный перевод с французского господином Тредиаковским «Езда на остров любви». Для меня это выглядело нудотой и юмором, но для восемнадцатого столетия ужасно прогрессивно. Эротика и все такое. Единственное, это нужно читать все же ребятишкам постарше. Хотя и я норовил в свое время залезть в запрещаемое и рассмотреть откровенные картинки.

— Расскажи что-нибудь! — потребовала с горящими глазами. Даже темперамент вдруг проявился. Между прочим, за ручку могла бы и «спасибо» сказать.

— Лизхен! — возмущенно вскричала мамаша. — Как ты можешь. — Дальше пошло откровенное кудахтанье.

— При условии, — демонстративно не замечая родительницы, говорю, — что станете слушаться, ваше высочество, и выполнять указания.

— Обещаю!

Что же ей подойдет? «Спят усталые игрушки» уже переросла. И кроме того, мне с ней общаться достаточно долго. Требуется нечто с продолжениями, и немалого объема. Сидеть рядом долго. «И на следующий вечер Шахерезада продолжила дозволенные речи».

Хм… только не «Алису». Сюжет для наркоманов и с английскими намеками. Все эти бармаглоты и королева с придурью звучат не вполне адекватно в русском дворце при наличии на троне правящей тетушки. Собственно, если по справедливости, то ее мамаша должна на троне сидеть. Тогда Лиза автоматически становится наследницей.

О! Король Матиуш Первый! То, что надо! Самолеты переделаем в драконов, а что я дословно не помню — пустяки, дело житейское. Лакуны заполним самостоятельно. Главное — сюжетную линию сохранить, а ее я неплохо помню. Сиротка, ищущий свой путь. Должно понравиться.

— Завтра начнем. Обещаю. А сейчас важно хорошо подготовиться к процедуре.

Уф, мысленно выдохнул, когда дверь за спиной захлопнулась. Кажется, все идет удачно, и про создание изолятора договорился. Какая ни есть клуша несостоявшаяся царица Екатерина, однако когда речь идет о конкретных вещах, все нормально соображает. Лучше было бы проделать это при больнице в моем флигеле, но невозможно получить все.

Очередной слуга появился моментально, будто ждал. Не удивлюсь, коли реально так и было. Поклон. «Вас ожидает карета», — и, освещая мне путь, ненавязчиво двинулся вперед. Жуть какая, сколько при дворце должно народу кормиться. Одних печек несчетное количество. А убирать все это!

У выхода меня поджидал все тот же «черный ворон» с кучером. Правда, сопровождающих в кирасах и с оружием осталось всего двое, и поручик отсутствует. Но тоже недурно. Я уж опасался, придется пехом нестись.

— А ты откуда взялся? — оторопев, спрашиваю выныривающего из темного угла Андрюху. Не успел сесть в карету, а он туточки.

— Да рази же можно без меня, — плачущим голосом сказал тот, — Михаил Васильевич. Куда же я без вас?

— Ты, отрок, не придуривайся, — твердо говорю. — Я сам так умею. Передо мной хвостом махать не требуется и елеем глаза замазывать тоже. Отвечать прямо, лаконично и по делу.

— Как прикажете, Михаил Васильевич.

Он распахнул дверцу и, дождавшись, пока поднимусь, нырнул следом. Щелкнул кнут, и мы тронулись.

— И?

— Ну узнал я про измайловцев, взял из конюшни кобылу и следом пошел. А когда выяснил, зачем покликали…

— Откуда?

— Слуги все знают, — с непрошибаемой уверенностью снисходительно объяснил. — Надо лишь с уважением подкатиться. Без гонора и крика.

Это я и так в курсе. Не в первый раз он справки наводит. Прежде — по просьбе, сейчас — сам решил.

— Тогда и стал поджидать.

— Ну а ежели бы не в покои царицыны с уважением, а в тюрьму, что бы сделал? Нетто на штурм пошел?

— Охрана тоже люди, — с усмешкой возражает. — Повернуться разно может. Побег устроить аль весточку передать. Пусть и просто питание приличное. Вы думаете, кормят там?

— Пошто я тебе?

— Вы, Михаил Васильевич, мой случай, — сказал Андрей очень серьезно после секундного молчания.

Здесь под случаем подразумевалась удача.

— Как встретил, так жизнь переменилась кардинально.

Как многие недоучившиеся, но свысока относящиеся к остальным, не понюхавшим наук и прикладываемым к ним розог, он обожал вставлять «умные» словечки в речь. Не самая худшая слабость.

— Бывает, фортуна пройдет рядом, а ты испугался пойти за ней. Я такой ошибки не совершу! В общем, вы мой, семейства тоже благодетель, и я для вас что угодно сделаю. Скажете — украду или убью, чтобы мне с места не сойти и печенки сгнили внутри, коли лжу произношу. — И он перекрестился.

Вот так? Что угодно?

— Ты, часом, в Меншиковы не метишь?

— Нет, тот плохо кончил. Занесся чересчур. А другие денщики Петра Великого — Бутурлин Александр Борисович, Василий Иванович Суворов, Ягужинский Павел Иванович — ничуть не хуже карьеру сделали. И главное, сидят сейчас крепко, не в опале пребывают. Большие должности занимают.

Мне стало смешно. Нет, я понимаю мечты, однако это нечто изумительное. Прилично жить, обеспечив себя, оставить о себе хорошую память, попасть в дворяне — это все нормально. Каждый не прочь подняться. Но такое!

— Ты за кого меня принимаешь? За Петра Великого? Я Михаил Ломоносов — помор из деревни Мишанинская на Курострове.

— А говорят, очень вы похожи на почившего императора Петра Алексеевича, — поблескивая в полутьме глазами, сказал Андрюха. — Внешне будто копия. И ведете себя иной раз как он. Наорете — да быстро отходите.

Я среагировал с заметной задержкой. Уж очень странная идейка. Потом рука сама потянулась и взяла пацана за горло. Давно со мной такого не случалось, мы с телом нормально сосуществуем и очень неплохо притерпелись друг к другу. Уже не промахиваюсь, не спотыкаюсь на бегу и не нуждаюсь в отвлечении, чтобы дрова рубить.

— Ты на что, гадский выкормыш, намекаешь? — прошипел в испуганное лицо. — Мать мою шлюхой величать вздумал? — При каждой фразе встряхивал не особо тяжелое тельце мальчишки не хуже терьера, ухватившего крысу.

И это тоже не я, подумал с оторопью. Полез наружу Михайло всерьез. С трудом разжал пальцы и швырнул его к стенке.

— Не мои слова, — держась за горло, прохрипел он. — Люди молвят.

— Какие люди? Впрочем, молчи, не говори. Пасть свою зашей толстыми нитками и не повторяй чушь. А буде вякнет при тебе кто — можешь сразу бить.

Я подумал уже трезво, выплеснувшаяся наружу ярость потихоньку ушла, и ум не туманился. Вариант реально неприятный. Не дай бог, пойдут всерьез разговоры. Надо пресечь сразу и резко болтовню. В моем окружении такое невозможно. Тут всерьез и до «Слово и дело» рукой подать. И доказывай потом, что не верблюд и тайного злоумышления не имел.