Василий Панфилов - Улан. Трилогия

Несмотря на такой разговор, Владимир и правда чувствовал себя… обязанным Алексею Разумовскому. Брал подарки? Брал… Совесть… не то чтобы грызла, но гнетущее впечатление было. Так что при удобном моменте, в присутствии семёновцев, он снял с себя тальвар и сломал клинок пополам, выкинув его в Неву – продавать его он счёл неправильным… Деньги же, вырученные от продажи перстня и те самые полторы тысячи золотых он вполне официально передал увечным воинам – и прежде всего своим уланам.

— Чистоплюй, — пробурчал Миних… одобрительно? Да и разговоров такой поступок вызвал много. Да и что говорить – поступок и правда княжеский. И кстати – кошель от Разумовского и деньги в нём, были те самые. Жил Владимир весьма экономно – настолько, что поговаривали даже не о скупости, а о скаредности. Ну сейчас поняли – просто характер такой аскетичный, и вообще – плевать ему на внешнюю атрибутику.

Следствие закончилось только через месяц – и всё это время Грифич помогал Миниху в расследовании, играя роль "доброго полицейского". На старика после пресловутого марша через порт посыпалось столько почестей и наград, что он чувствовал себя виноватыми сам предложил такой вариант:

"Всё одно, много не протяну".

Владимир заметил, что Бурхард относится к нему не только как к другу, но и как к сыну… И честно говоря – сам постепенно начинал считать его вторым отцом.

Англичан признали виновными и посла колесовали. Кстати – он единственный умер так жутко. Князь не знал подробностей, но что-то был такое, что Пётр буквально возненавидел посла и Англию. Нет, войну ей объявлять не стали, но отношения сильно охладели. Англичане же, как и обычно в таких случаях, свалили вину на случившееся исключительно на посла, объявив того преступником, которого "соблазнили заговорщики".

Началась раздача "пряников" то есть всевозможных чинов, поместий и денег. Миниху вручили портрет императора в золотой с бриллиантами раме и орден Анны – все остальные русские награды у него уже были… Вице-адмирал Мещерский стал генерал-адмиралом, что соответствовало фельдмаршалу – и получил орден Андрея Первозванного. Князь же получил золотую с бриллиантами шпагу, а также звания камергера и подполковника Семёновского полка. Шпагу получил и Челищев, став заодно Семёновским полковником.

Все военные, верные с самого начала и без оговорок, участвовавшие в подавлении мятежа, получили знаки ордена Анны на эфесы шпаг – вроде бы мелочь, всё-таки не совсем настоящий орден, но учитывая его "домашний" статус, они становились как бы очень дальними родственниками (двоюродный брат кумы тестя) императорской фамилии – и невероятно этим гордились. И все – стали дворянами. Впрочем, это скорее звучит громко – "Истинно верных" было менее пятисот и большая половина и так была дворянами.

Раздача же имущества, которую все ожидали, прошла намного более скромно, чем хотелось бы победителям – небольшие кусочки поместий (и деньги) побеждённых мятежников достались буквально всем, но небольшие. Раздачи же крестьян… Хренушки – Пётр хозяйственно забрал их в собственность императорской фамилии. Тоже, по сути, крепостные – но как бы и не совсем, статус и возможности всё-таки повыше.

Сановный люд был не слишком доволен таким решением, но свежеиспечённые собственники, да с поместьями по соседству с императорскими (бывшие Разумовские), те были в восторге. А восторг нескольких сотен собственников майоратов [126] Майорат****** – неделимое имение. Во многих случаях его ещё и невозможно отобрать за долги, к примеру. (тут попаданец не понял – зачем?), грозно расхаживающим с руками на эфесах, как-то охлаждал пыл вельмож.

Князю, кстати, земель не досталось – Петр твёрдо решил не делать иностранных подданных (ну или властителей – пусть даже формальных) собственниками поместий в России. Зато достался Аничков дворец и сто тысяч рублей "В благодарность за верность в трудную минуты" и если деньгам Владимир мог найти применение без труда, то вот дворец…

Продавать его нельзя, как и сдать в аренду – в ближайшие годы, по крайней мере, это может быть воспринято как невежливость. А содержать такую махину… М-да…

— Я тоже теперь дворянин? — задумчиво спросил Тимоня.

— Верно. И если хочешь, теперь ты можешь оставить военную службу… [127] Формально дворяне обязаны были служить до старости, но в реальности, лазеек у них было полно.

— Ты меня гонишь!?

— Нет, — несколько растерялся князь, — если хочешь, можешь и дальше оставаться моим денщиком.

— Хочу, — ответил успокоенный улан, — я ж сказал, что никуда от тебя. Вот – уже дворянином стал и поместьице есть…

Вскоре после неудавшегося мятежа, Грифичу пришёл очередной пакет документов из адвокатской конторы. Шуршание бумаг, чтение… Информация интересная – юристам удалось выбить кое-какую бывшую собственность Померанской династии. Не слишком много – только "выморочные" имения и фермы, да ещё и только в Шведской Померании – с Прусской пока глухо.

Формально список владений достаточно велик – два десятка мыз, ферм и имений. Но вот на деле… На деле теперь он мог назвать себя помещиком средней руки, но на уровень имперского князя по благосостоянию никак не тянул. Много Владимир не думал и тут же написал им, чтобы продолжали свою деятельность по возвращению его собственности и дальше, ну а средства на неё брали, сдавая пресловутые фермы арендаторам.

Медленно? А что делать… Но впрочем, не так уж и медленно – прецедент уже создан, так что дальше дела пойдут немного проще. Мелькнула было мысль пустить в дело средства, заработанные на службе в России, но пропала – несмотря на наличие русских войск на территории Пруссии и Померании, дела складывались не так хорошо, как хотелось бы. Нет, ничего определённого, но… мутно.

Да и откровенно говоря, выкупом бывших владений Грифичей заниматься не хотелось – это могло создать прецедент, но на этот раз не в пользу князя. Впрочем, дело тут было не только в прецедентах, но и в политическом влиянии. Сейчас он – воспитатель цесаревича и одно из доверенных лиц русского императора. Проще говоря – "давить" его юристам на судей станет намного проще. Пусть и считается, что суды в Западной Европе беспристрастны, но это далеко не так. Ну и… Одну и ту же статью закона в большинстве случаев можно трактовать по-разному.

С Павлом, кстати, дела обстояли неважно. Нет, Владимир не потерял его доверие и цесаревич по-прежнему любил его и доверял. Но вот психологически ему было тяжело – пусть он и не слишком любил мать, но это всё-таки мать, да и возраст у него пока ещё такой… Неподходящий.

Разговоров о Екатерине мальчик не вёл – понимал, что ТАКОЕ в принципе не прощается. Раскрылись уже планы насчёт убийства Петра после переворота, так что…