Василий Панфилов - Улан. Трилогия

Предательство же Панина, выступившего на стороне Екатерины, мальчишка воспринял спокойно и на его слова о том, что переворот совершался в пользу цесаревича, только скривил гримаску. Ну в самом деле – верить в такую ерунду не мог даже ребёнок.

Цесаревич прекрасно понимал, что придя к власти, заговорщики первым делом принялись бы набивать карманы, а благо государства подождёт… Ну и соответственно – к власти Павла не допускали бы очень долго и вопрос ещё – а допустили бы вообще? Как-то сомнительно звучит – допустить до реальной власти человека, наследство (страну) которого ты грабил (если бы планы заговорщиков осуществились) в течении многих лет. Он ведь и спросить может…

Понятное дело, что понял это Павел не сам, хотя вообще-то – ребёнок рос умным. Объяснил наставник, научив с помощью простейших логических блоков "ковыряться" в происходящем.

— Плохо мне, — мрачно протянул мальчик, прижавшись к боку Владимира во время прогулки по парку.

— Понимаю, — столь же мрачно ответил тот, — я ведь тоже со многими из них знался.

Позитив и прочая хрень? Ну так психологом попаданец не был (пусть и частенько бывал в их кабинетах), а натужные попытки развлечь ребёнка "любой ценой" считал неправильными. А вот если он поймёт, что плохо не ему одному, а всем близким, пережившим такое предательство… Общее горе объединяет.

— А их правда опоили? Ну, гвардейцев? — спросил мальчик чуть погодя.

— Правда.

Успокоенное сопение – всё-таки приятно осознавать, что настоящих предателей меньше, чем казалось вначале…

— Они ни в чём не виноваты?

— Виноваты, конечно, — серьёзно ответил князь – он вообще со свои подопечным старался общаться "по-взрослому" В меру, конечно – ребёнок есть ребёнок и оседлать шею наставника или поиграть в карты на щелбаны – это нормально.

— Виноваты, — повторил Рюген, — они просто обнаглели, понимаешь? Привыкли считать себя "солью земли" просто на том основании, что достаточно высокородны и служат в гвардии. Забыли, что русское дворянство – это прежде всего обязанности, а потом уже – привилегии.

— Бабушка распустила? — повторил Павел слова отца.

— Она, — со вздохом признался наставник, — не она одна, понятно. Просто она допустила появление при дворе группы людей, которым можно практически всё, вот и… Ну а умные и беспринципные люди могут без особого труда повернуть их в нужную для себя сторону. Так… Вроде бы невинные разговоры, потом чуть более серьёзные, ещё чуть… Затем добавить какую-нибудь дрянь в вино и вот уже гвардейцы идут устраивать переворот, искренне считая себя правыми.

— Но ведь они невиновны? — с нотками сомнения спросил Павел.

— Виновны – и ещё как. Это солдаты из крестьян могут не понимать сути происходящего, а дворяне обязаны задавать себе и окружающим вопросы, думать о сути происходящего. Ну а если нет… То ты либо просто дурак, либо в чём-то согласен с зачинщиками мятежа.

Зачинщиков "потрошили" очень серьёзно, ну так и на кону стояло государство! Пётр ходил злой и видно было – всю демократичность и либерализм из него выбило. Ну а теперь – он выбивал из вельмож-мятежников имущество.

Одно только "раскулачивание" Разумовских дало императору свыше полутора сотен тысяч крестьянских душ – и это при этом, что "душами" тогда считались только мужчины старше определённого возраста… А ведь были ещё и другие – бывший канцлер Бестужев-Рюмин, Пассек и многие, многие другие… Общая численность крестьян, перешедших в собственность императора, составила свыше полумиллиона душ. [128] Цифра достаточно приблизительная. Составил я её, скомпоновав имущество богатых заговорщиков и решив, что Пётр решил вытряхнуть из них если и не все, то большую часть средств. Если кто-то считает более правильной другую цифру – пишите.

Император обчищал заговорщиков не только от жадности – тут скорее главенствовало решение лишить их материальной базы и показать – что бывает, когда влезаешь в заговоры. Затем уже – денежный вопрос и наконец – освобождение крестьян. Нельзя сказать, что Пётр был таким уж противником крепостничества…, но не понимать – насколько это вредно для экономики страны, он не мог, вот и решил действовать, раз уж появилась такая возможность.

После первой волны раздачи имений (без крестьян) "истинно верным", последовала и вторая – армейским офицерам и дворянам, отличившимся в боях и прежде всего – многодетным. Здесь была та же стратегия – по чуть-чуть, но многим. И "многим" было в буквальном смысле – небольшие поместья по шестьдесят-двести десятин получила почти тысяча человек, причём исключительно майораты, завязанные на службу. Государь не скрывал своей философии от Владимира…

— Когда делаешь благодеяния многим и понемногу, они остаются благодарны, а когда много и немногим – они начинают считать это должным.

Вообще, император и раньше любил красиво оформленные фразы, а теперь полюбил ещё больше, так что частенько "радовал" окружающих витиеватыми сентенциями. Была и другая подоплёка:

— Магнаты всегда опасны тем, что рано или поздно может появиться желание не просто влиять на политику в стране, а делать её самостоятельно, без оглядки на государя. А с такими деньгами, да окружённые множеством прихлебателей, дел они наворотить могут немало.

— Ну-у… Сейчас – да, — согласился Рюген, — ну а позже можно будет допустить существование магнатов. Главное – чтобы были чётко очерченные границы, которые им нельзя переступать. И правила игры – жёсткие, но справедливые и главное – неизменные.

— Воля государя превыше всего! — стиснул Пётр руками подлокотники кресла. Присутствующий на беседе Павел (собственно говоря, она происходила в его покоях) переводил горящие восторгом глаза с одного собеседника на другого.

— И снова согласен, — китайским болванчиком закивал Грифич, — вот только приструнив заговорщиков, ты САМ должен очертить рамки – в том числе и для себя.

— Зачем?

— Чтобы инициативу не душить. Если слишком уж увлечёшься "Волей Государевой" вспомни, что было при Петре Первом (Великим попаданец категорически отказывался его называть).

— Верно, — нехотя согласился император, — он любую инициативу задушил, помню.

Такие беседы жутко выматывали принца, но что поделать – Пётр повадился проводить их не менее двух раз в неделю, да непременно в присутствии сына – приучал к политике. Ну а каково было Рюгену, который должен был отстаивать свои убеждения, но при этом не слишком страстно – и одновременно облекать суждения в удобоваримую форму, понятную и приемлемую как мальчику, так и государю. Ну а если учесть, что у последнего сильно испортился характер… Было непросто.

Непросто было и с коронацией – на нём по-прежнему висела часть предстоящего мероприятия и нужно сказать, что свою часть он давно уже подготовил. Отвечал Грифич за художественно-развлекательные вещи и частично за безопасность – но тут уже после Шувалова и Миниха.