Дмитрий Старицкий - Недоделанный король

— Будут ли среди них желающие наняться на межсезонье? Дон Франциск бы нанял их.

Да, Саншо, когда захочет, бывает убедителен.

— Надо спросить, — ответил хозяин замка. — Сколько вам нужно всадников, ваше величество, — повернул он ко мне голову.

— Центурии, думаю, будет достаточно. Максимум полторы, — ответил я.

— Вряд ли в моих землях их столько наберется. Придется кидать клич по соседям. Я распоряжусь.

В трапезную вошел отец Жозеф. Огляделся, взглядом спросил у хозяина разрешения сесть за стол и в молчании принялся за трапезу, прошептав перед этим краткую застольную молитву персонально для себя.

Утолив первый голод, он ответил на немой вопрос дона Мартина.

— Ваш брат исповедовался, причастился святых даров и соборовался. Теперь он готов не только к операции, но и предстать перед Господом нашим. Когда приедут лекари?

— Должны завтра, — ответил дон Мартин неуверенно.

— Это хорошо, — удовлетворился капеллан. — Правильный настрой у Иниго за это время не ослабнет. Страдания, выпавшие на его долю, ввергли юношу в некоторое уныние, в связи с невозможностью продолжить военную стезю. Он понимает, что есть и другие достойные поприща, но… он так стремился стать кабальеро, что просто не думал о них. Хотя с его образованием он вполне может занять достойное место в гражданской администрации рея. Но не желает этого. Так что в душе у юноши кризис, не находящий катарсиса.

— У меня и одноногие алькайдами служат, — вмешался я.

— Это так, — подтвердил Саншо, — все верно. Но есть одно но… Молодые кабальеро такую службу рассматривают не как службу, а как синекуру. Молодым подавай подвиги и славу. А какая слава в том, чтобы сидеть в глуши охранником фортеции с гарнизоном в дюжину престарелых инвалидов. Там же никаких развлечений. Вот люди в возрасте обремененные семьей такую службу ценят. А Иниго для такого слишком юн и слишком романтичен.

Дон Саншо с высоты своих двадцати лет убежденно считал себя уже умудренным жизнью опытным ветераном.

— Дон Мартин, — снова вмешался в наш разговор капеллан, — слуги мне сказали, что у вас дома есть духовные книги в доме. Это так?

— Есть, — подтвердил хозяин. — ‘’ Жизнь Иисуса Христа’’ картезианского монаха Лудольфа Скасонского в кастильском переводе и один том из ‘’Жития святых’’ Симеона Метафраста на латыни. Остались от нашего среднего брата Перо, когда тот готовил себя к духовной стезе. Сейчас он возглавляет приход в святого Себастьяна в Астении. И это все. Никаких рыцарских романов, которые требует себе Иниго, у нас нет.

Хозяин замка разочарованно развел руками.

— Я бы посоветовал вам все же дать ему эти книги, — наставительно посоветовал отец Жозеф. — Может их чтение если не утешат молодого кабальеро, то хотя бы развлечет и отвратит от скорбных мыслей. Не говоря уже о том, что это будет душеспасительное чтение. Все лучшее занятие, чем днями смотреть в потолок и играть на мандолине.

После обеда я прошелся до хозяйской конюшни проведать своих лошадей. С конями надо дружить, если хочешь, чтобы и они к тебе отнеслись по-доброму в трудную минуту. Поэтому я прихватил с собой две хлебные горбушки круто посыпанные солью: для Флейты, и для моего боевого андалузца, который почему-то имел английскую кличку Драм. Флейта встретила меня приветливым ржанием, а Драм обратил внимание, только когда началась раздача вкусняшек.

— Сначала девочке, — примирительно произнес я, отводя в сторону его черную морду и дождавшись когда камарга все сжует с моей ладони, повернулся к боевому жеребцу.

— Теперь тебе, привереда, — охлопал я андалузцу могучую шею, одновременно подставляя ладонь с горбушкой под его губы.

Кони были ухожены, накормлены и вычищены. Аж блестели. Даже копыта были подрезаны от лишних наростов и все разболтавшиеся подковы поставлены на место. Надо дону Мартину похвалить его конюхов. Или это мои так расстарались?

По конюшне раздавался приятный для уха вкусный хрум лошадиных челюстей, перемалывающих овес. Прекрасная музыка, любимая мной с юности. Когда я учился в МГУ, то подрабатывал ночным конюхом на Олимпийском конноспортивном комплексе в Зюзино. Помню, когда мне, тогда еще зеленому первокурснику предложили эту подработку, я поначалу даже носом покрутил, потому, как желал устроиться дворником — тем служебную жилплощадь давали, даже в таких домах, как сталинские высотки. Естественно в коммуналке большой, но как-никак свой закуток, куда можно девушку привезти на ночь. А с этим тогда при социализме были большие проблемы. Не с девушками, а с местом их имения.

А когда все же я попал на конюшню, то пропал. Лошади, это такие волшебные животные. С ними можно даже дружить, как с людьми. По вечерам в обязанности конюха входила кормежка лошадей овсом. Большая алюминиевая тележка-короб полная овса. Катишь ее вдоль денников и отсыпаешь в каждую кормушку совком по утвержденному рациону. А кони терпеливо ждут раздачи, разве что нетерпеливо пофыркивая. Но стоит тележку хоть на пять сантиметров провезти за пределы денника, как моментом раздается возмущенное ржание, типа: куда, а мне?!!! Так вот раздашь всей конюшне овес и наслаждаешься ‘’вечерним хрумом’’.

А с девушками получилось даже лучше, чем в коммуналке. По крайней мере, в конюшне никто не оспаривал душ, именно тогда когда был нужен. Один раз принимали конский душ вдвоем с девочкой. Такая комната, в которой с потолка льется струями по большой площади. Как под дождем. Там и повторно совокупились под струями же. Потом она долго набивалась на повторный сеанс конского душа. А у меня уже другая пассия была — постоянная. Из соседней конюшни девочка-конюх.

Да и в коммуналку на ночной поход еще надо суметь незнакомую девушку соблазнить. Там все ясно. На ночь приглашают — трахать будут. Не все так сразу готовы. А на ночные покатушки на лошадке — легко. Это вроде как культурное мероприятие. Потом уже в мозгу у приматной самки срабатывали психологические пороговые значения. САМА пришла ко мне на конюшню. НОЧЬЮ. Ну а после того как полчаса-час на манеже она активно клитор потрет о седло с высокой передней лукой… Иной раз до дивана в дежурке не добредали, осаживаясь совокупляться на сеновале прямо в конюшне, после того как коняшку с манежа обратно в денник поставили и расседлали. А что, для мегаполиса сеновал большая экзотика. Захочешь, не враз найдешь.

Вот такие вот воспоминания от первой молодости. Пора к Ленке возвращаться, однако.

Сеанс ностальгии оборвал шум со двора.

Выглянув из конюшни, увидел, как довольно упитанную матрону дон Мартин снимал с седла. Седло на мулице было интересное: по трем сторонам оградка на балясинах — все ноги на одну сторону. И никаких крюков подколенных как на седлах-амазонках. Как бабы на таких сооружениях катаются, ума не приложу.