Валерий Большаков - Позывной: «Москаль». Наш человек – лучший ас Сталина

Железный поток выкатывался из Августовских лесов, и конца ему было не видно. Августов тоже горел.

За городком проходила государственная граница – Челышев угадал ее линию по огороженным дворикам пограничных застав.

Дорога к Сувалкам была открыта.

Та же Остроленка, откуда тоже взлетали немецкие самолеты, располагалась куда ближе к аэродромам 16-го СБП, но туда было решено отправить машины со Скиделя.

– Высота пять тысяч двести. До цели осталось пять минут.

– Перестроиться для атаки! – прозвучала в эфире команда ведущего. – Произвести боевое развертывание!

Впереди летящие «Пе-2» начали маневр: из левого пеленга все перешли в правый и образовали длинную цепочку. Истребители верхнего яруса приблизились к голове колонны, и комполка начал разворот. За ним потянулись все «петляковы», словно альпинисты в связке.

– Слухать усим! Прыготовыться к атаке! Товарищ лейтенант, чёму не включаете ЭСБР? [13] ЭСБР – электросбрасыватель бомб.

– Рано, Павло! Включу на боевом курсе.

Челышев собрался, сосредоточился. Медленно вдохнул и резко выдохнул. Приготовиться…

И вот показался огромный зеленый луг, прочерченный белой бетонной полосой, а по краю – серые здания ангаров, темные скобы капониров, и самолеты, самолеты…

«Мессершмитты» и «Фокке-Вульфы» стояли группами и поодиночке, в капонирах и на рулежных дорожках, замаскированные и на открытых стоянках.

– Называется: «Не ждали!» – подал голос стрелок-радист.

Ведущий «Пе-2» уже подлетел к границе аэродрома, когда перед ним в небе вспухли первые разрывы. По летному полю пополз тонкий шлейф пыли – дежурные «Мессеры» пошли на взлет.

– Запызнылысь! – хохотнул штурман.

Зенитки палили залпами. Бело-черные и серые хлопья клубились тут и там, сливаясь в распухавшее облако.

И точно, «запызнылысь»!

Ведущий лег на боевой курс, вот его зелено-голубая «пешка» взмахнула двухкилевым хвостом, словно ныряющий кит, и опрокинулась в крутое пике.

Атака началась!

На стоянках рвались авиабомбы, разбрасывая, ломая фашистские самолеты, будто игрушечные. Зачадили пожары. Славно!

– Командир! Разрывы справа – пятьдесят метров! Теперь слева – тридцать!

«Пешку» тряхнуло.

Челышев следил, не мигая, за хвостом «петлякова», летевшего впереди. Тот начал противозенитный маневр, и пилот повторил его.

– Включаю ЭСБР! Угол пикирования сделаем семьдесят градусов. Слышишь? Выдержи!

– Вас понял! Выпускаю тормозные решетки!

В рев моторов вплелся резковатый шумок, добавленный открывшимися решетками. «Пе-2» резко уменьшил скорость, будто кто прихватил его за хвост, осаживая.

– Потеряй еще двести метров! Так! Боевой!

Пилот мельком глянул вниз.

– Давай по целям, что у ангара!

– Так я и хочу! Влево – восемь! Еще! Замри! Пошел!

Челышев с силой отжал штурвал.

«Пешка» опустила нос, и серые рулежные дорожки с распластавшимися вдоль них «худыми» и «лаптежниками», черные крыши ангаров – все это встало в прицеле.

– Выводи! – штурман хлопнул пилота по плечу.

Челышев вдавил боевую кнопку в гнездо на штурвале, «Петляков», дрожа, приподнял нос, выходя из пикирования, а с держателей сорвались бомбы.

– Есть попадания! Цель накрыта!

Хлопнули, закрывшись, бомболюки. Самолет на огромной скорости промчался над горящими аэродромными строениями.

Челышев двинул правую педаль, начиная разворот, и в ту же секунду совсем рядом с «пешкой» рванула ослепительная вспышка огня.

Штурвал вырвался из рук, машину бросило вверх и влево, заваливая на спину, ударил такой грохот, что даже рев моторов заглушил. Пилот сослепу вцепился в штурвал, сдвигая тот в нейтраль. Бомбардировщик продолжало тянуть вправо, заваливать, опрокидывать.

– Попали-таки, сволочи!

– Командир, нас подбили! Прямо в двигло!

– Вижу. Чую.

Взрыв 88-мм снаряда разворотил правый двигатель, повредил обшивку крыла, задирая листы дюраля и оголяя лонжероны.

Под напором воздуха по крылу черной ребристой дорожкой растекалось моторное масло.

– Только б не загорелся!

Челышев дотянулся и выключил зажигание правого мотора.

Самолет резко убавил скорость, но тянул, рулей слушался. Летел устойчиво.

– Раненые есть? Осмотрите машину!

– Повреждена обшивка правой плоскости и стабилизатора, разбита мотогондола. Оторвано правое колесо.

– Ах ты…

Пилот начал осторожный разворот в сторону работающего движка – при малейшей резкости или неточности движения рулей самолет легко сорвется в штопор…

– Командир! Командир! – закричал радист. – Снизу заходят три «Мессера»! Дистанция – два километра!

Штурман откинул к борту свое сиденье-тарелку и встал на ноги к пулемету.

– Атакуют с двух сторон!

– Павло! Подпускай поближе, береги патроны!

– Маневр влево!

ШКАС пустил очередь, захлебываясь от выстрелов. Вражьи трассы пронеслись мимо. Застучал крупнокалиберный пулемет радиста, и два «худых» отвернули, не открывая огня.

– Заходят сверху и снизу!

– Маневр влево! Маневр вправо!

Вправо сложнее – мотор разбит. Так и упасть можно…

Басовито застучал люковый пулемет, и тут же «пешка» резко задрожала – в дюрале правого крыла проявились зазубрины новых дыр.

– Командир! Наши!

– Что? Где?!

– Сверху сзади! «Ишаки», родимые!

«И-16» налетели чуть ли не эскадрильей, с ходу опустив «худого», остальные не стали связываться.

– Командир! До дому?

– Не долетим. Сядем, где удастся.

Ближайшие к границе аэродромы были разворочены авиабомбами, стали тянуть чуть дальше.

– Впереди по курсу СБ!

Серебристая «эсбушка» подлетала к границе летного поля.

Вот и шасси выпустила…

– Заходи, командир, на посадку.

– Добро. Вхожу в круг.

С места, где находился КП, взвилась зеленая ракета. Там стояла толпа людей, махала руками. Кто-то выбежал вперед, поднял над головой белый флажок…

Посадка разрешена.

Д. Щербин, командир разведвзвода 8-го полка 4-й танковой дивизии:

«В четыре часа утра на опушке леса недалеко от Волковыска немецкий самолет выбрасывал десант. Получили команду взять десантников в плен.

Около 30 человек расстреляли на месте. Часов с пяти с Волковысской церкви по нам был открыт пулеметно-минометный огонь. Вот так нас встретил Волковыск. Предательство, измена. Обидно было до того, что слезы появлялись на глазах, а некоторые плакали.

От Волковыска мы взяли курс отступления к юго-западу от Минска, а 26 июня, израсходовав все боеприпасы и горючее, начали прорываться группами в Полесье – в направлении Мозыря, лишь бы не попасть в плен.

И вот началось мытарство – не то ты военный, не то гражданский. Всю ночь идешь голодный, а днем смотришь из-за леса, как сплошным потоком в небе плывут двухмоторные самолеты с черной свастикой в направлении Смоленска и Москвы».