Владимир Чистяков - Попадают по-разному

– Я… Я не знаю.

– Вчера утром ты была уверена, осталось жить около двух лет.

– Это что-то новенькое, Осень. Ты не говорила.

– Потом расскажу. Затем, кто-то решил, твой последний день наступил. А теперь никто не знает, когда этот день придёт.

– Даже Великая госпожа?

– Даже она.

– Но меня же вам подарили!

Коснувшись руки Динки шепчу еле слышно.

– Не перебивай, так ей легче понять будет.

– Тебя не подарили, а отдали мне в услужение. Не насовсем, а до конца войны. Потом уйдёшь, куда захочешь.

– Но, куда я уйду? У меня есть только то, что на мне.

– С этим разберёмся! – уверенно говорит Динка, – Платить тебе будут… Не за то, о чём подумала. Ты что делать умеешь?

– Меня… Только удовольствие доставлять учили.

– Хватит мне об этом. Из того, что вижу – с доспехами обращаться умеешь. Два языка знаешь. Писать умеешь?

– Да. Вашим старым и новым письмом.

– Уже дело. Писцов с двумя языками много понадобиться.

– Анид, ты вроде, говорила, петь умеешь.

– Умею. И танцевать могу.

– Догадываюсь, какие танцы, – встревает Динни.

Кто-то тормошит. Просыпаюсь. Эрия. Она откуда здесь. Опасность? Прислушиваюсь, но всё тихо.

– Осень, проснись.

– Не сплю уже.

Встав, оглядываюсь по сторонам. Динка спит в соседнем кресле. Обе Линки и Анид – на кровати. Чуть ли не в обнимку. Солдатики дорого бы дали за такое зрелище. Не скажешь, что двое – воины. Все три девочками из цветочного выглядят.

– Что случилось? Тебя же посылали полевую больницу разворачивать.

– Уже. Но там я нашла кое-что. Сама врач, но такого не понимаю.

– Наверху, пошли отведу.

Эрия идёт не торопясь. Знаю, многие на величавую походку заглядываются. Не знают – она училась так ходить, чтобы скрыть хромоту, нога полностью так и не прошла.

Часовые у лестницы пропускают. Наверху – тоже. Телохранители у дверей докладывают о нас.

– Пусть заходят.

И здесь кровать с шелковыми покрывалами. Раза в два больше чем внизу. Пол завален книгами и листами гравюр. Похоже, те самые, что Анид говорила. У Верховного привычка – если где книги найдёт не успокоится, пока все не просмотрит. Неважно, совокупления там или богословие.

Госпожа сидит за столом. Когда она вообще спит? Усмехается.

– Вот уж не думала, что публичном доме буду ночевать!

Вопросительно смотрит на Эрию.

– Помещений примерно на шестьсот человек. Готовы к приёму двухсот. К вечеру подготовим остальное. Воды много, и хорошей. Если будем зимовать – большой запас дров.

– С этим могла бы и гонца прислать. Что ещё?

– Вы говорили, там жили, те кто от мира ушёл… Как их там?

– Монахи.

– У них там тоже вроде как больница.

– Да ну?

– Они говорили, тех людей, местных, даже рабов они лечили.

– Они не сбежали?

– Большинство да. Человек десять только осталось, но половина точно слабоумные. Больных осталось человек двести пятьдесят. Большинство – неходячие.

– Они помещаются отдельно?

– Да. Даже за стенами.

– Так в чём дело?

– Понимаете, я этих людей смотрела. И решила. Это не больница. Условия ужасные. Скученность, грязь. Но не это главное. Люди, находящиеся там, несомненно, больные. Несколько диагнозов я с лёту определила. Но потом. Я не понимаю связи, но этих людей из-за их заболеваний самыми зверскими способами пытали. Некоторых по много дней. Многие умерли. Занимались этим монахи. Притом, считали, оказывают благодеяние. Я приказала их схватить. Но у меня права нет полевого суда.

– А я тебе его предлагала

– Там не компетенция полевого судьи.

– Ладно! Гляну, что там. Осень! Иди, поднимай сотню.

Едем не торопясь. Верховный, я и Эрия в середине колонны. По бокам – телохранители. Некоторые кавалеристы пошатываются в сёдлах. Дина посмеивается.

– Моя где?

– Внизу спать осталась.

Подмигивает.

– Одна?

– Да.

– Точно знаешь или просто покрываешь?

– Точно, – говорит Эрия, – я видела.

Госпожа смеётся как девочка.

– Ну, могли и сговориться. Лекарств… Определённых у меня уже половину выпросили.

Снова смеётся.

Правду, выходит, сказала вчера Анид. Утром не знаю, где проведу вечер.

– Эр, пока не доехали, расскажи, как их пытали.

– Разрезы. У всех по-разному. У многих на больных местах. Чаще всего – крест с краями загнутыми.

– Вроде тех, что на шеях носят?

– Да. Некоторым проводили ампутации. Но… Это не уровень врача. Даже не палача. Так мёртвое мясо рубят. А тут по-живому.

– Слегка странно. У них же наши старые трактаты времён до изгнания не запрещены. А там некоторые операции совсем правильно описаны, о пользе чистого воздуха для больных немало сказано. Да и о пользе обеззараживания инструментов и рук врача есть кое-что. Некоторые даже про обезболивание не только с помощью деревянного молота да крепкой выпивки, знали.

– Если что-то делать правильно, а что-то нет, результат тоже будет… далёк от ожидаемого.

– Это по-разному бывает. Говоришь, там сильно грязно?

– Да. И оставшиеся не отличались чистотой?

– Воды много и дрова есть?

– Для мытья нет никаких помещений, для стирки – недостаточно. Особенно, при высоком накале боевых действий.

– Разберёмся! Я, кажется, поняла, почему у них всё не так.

Такие постройки я уже видала. На планах, вживую, две штурмовала. Ничего особенного ни с какой точки зрения. Помесь маленькой крепости для плохой вилллы. Только народу обычно куда меньше, чем для гарнизона надо. Да и то, слуги больше.

Тут они лбами об пол колотят, заунывные гимны поют да кости тухлые целуют? Их мазню на досках смотреть? Раз посмотрела и больше не хочу. Динка на стене лучше нарисует. Рожи, как у покойников и такие чела, плюс ошибки в изображении всего, чего можно. Горят только хорошо. Но дров и так хватает, да и тепло ещё.

Старший медик с докладом подбегает. Я больше по сторонам смотрю. Здание, что Эрия говорила, по дороге видела. Хлев как хлев, только большой, и даже для скота не особо подходящий.

Верховный внутрь пошла, я снаружи осталась. Эрия рядом стоит. Лишние контакты с ранеными и больными никому особо не нужны. Тем более, там их ещё нет.

Дина выходит. Похоже, внутри всё в порядке.

– Пошли, похвастаешься.

Эрия торопливо достаёт врачебную маску, и завязывает низ лица.

– При себе есть?

– Да. Как и жгут.

– Надень. Вонь там сильная очень. Верховный уже в маске. На лбу – круглое зеркало, собирающее свет, часто носит, когда больных смотрит.

– Там же темно, наверное.

– Так! Операционных ламп сюда!

Кажется, горланит больше для Эрии и врачей, проверяя, всё ли подготовлено.

– Накиньте мне и им что-нибудь поверх.

Смрад всего, чем человек может и не может, пахнуть, бьёт даже через маску. Кажется, тут остались только неспособные передвигаться.